Мистер Эллис мог быть доволен: так много мы не играли даже на службе. Несчастная доска, беспощадно протыкаемая фигурками, являла собой печальное зрелище. Сколь отрадно было бы видеть шефу, как Лори, например, ругаясь сквозь зубы, силится втиснуть фигурку в доску. Оказывается, дырки были проверчены весьма халтурно, и многие из них различались по размерам: какие-то чуть больше нужного, а какие-то поменьше. И с одной из таких сражался мой напарник, задумав некий мудреный гамбит, и пытаясь утвердиться на доске. Та не понимала его задумок и всячески сопротивлялась вторжению. Такие ситуации возникали часто, и со мной тоже, и тогда вся игра сводилась к тому, кто первый сдастся. Надо отдать нам должное, мы ни разу не уступили этой своенравной игрушке.
Впрочем, иногда душа требовала разнообразия. Тогда хорошо было развалиться на мешках и просто наблюдать, как медленно вокруг плывут обширные, чуть пожелтевшие поля, как наперегонки чередовались деревья, когда кадар углублялся в лес. Создавалось впечатление, что этот лес неуклонно стискивает дорогу, и вскоре она исчезнет вместе со всем чуждым, и что рана, нанесенная просекой, непременно затянется, а лес вновь окажется единым целым.
Время от времени приходилось пересекать неширокие реки. Старые каменные мосты надежно схватывали берега, словно не давая им разойтись. Искореженные временем мощные быки прочно упирались в дно; вольные потоки упорно бились в них, силясь разрушить преграду, но, не совладав с ней с первого наскока, закручивалась водоворотами и исчезали бесследно.
Иногда мы останавливались на другом берегу, если он был подходящим для спуска к воде, и тогда извозчик распрягал лошадей, поил их, чистил, давал, так сказать, перевести дух. В этих случаях и мы могли немного поплескаться в очередной речушке. Длинные, дрожащие в потоках пучки водорослей, запутавшиеся в них пленки тины, совершенно особый воздух, слегка пахнущий болотом и рыбой, меняющийся вдали от берега, - все это, как губка, впитывала наша память.
Временами, если постоялых дворов не было поблизости, ночевать приходилось прямо под открытым небом, прячась от него под навесом, который разворачивал извозчик, дабы роса не попортила товары. Хорошо было слушать особую, волшебную ночную тишину, лишь изредка нарушаемую странными, загадочными звуками - ночью кипела своя, неведомая и невидимая нам жизнь. А утром, спозаранку, наскоро позавтракав, мы вновь отправлялись в путь.
Иногда наплывали мрачные и величественные тучи, и тогда мы, лежа под непромокаемым тентом, дремали под убаюкивающую глуховатую и неповторимую музыку дождя.
Зачастую по пути встречались аккуратные деревушки. Редкие встречные невозмутимо провожали взглядом забитый товарами кадар и отворачивались - такое зрелище было для них не в диковинку. Пасущиеся на лугах лошади с привычной тревогой поднимали головы и придирчиво осматривали непрошенных гостей, но всякий раз, тряхнув гривами, возвращались к своему занятию. Иногда они приветственно ржали, и тогда наши тяжеловозы считали своим долгом откликнуться на призыв. В некоторых селениях мы делали короткую остановку, пока наш извозчик менял лошадей. Путешествие наше было неплохо организовано.
И опять - поля, леса, речушки. День за днем. Но почему-то никогда не надоедало этим любоваться. Даже разговаривать часто не хотелось, а лишь просто смотреть по сторонам и наслаждаться тем настроением, которое царило окрест: мир, покой и безмятежность, неизменность, размеренность жизни - целая гамма ощущений.
Мир вокруг жил своей собственной жизнью, по порядкам, что были установлены на века. И понимаешь, что никто не в силах изменить эти порядки, можно лишь все сломать, уничтожить, исковеркать... но сама мысль о таком была кощунственна. И странно было ощущать свою ничтожность по сравнению с этим большим, жившим полной, радостной жизнью миром; невольно в душу закрадывалось сосущее чувство одиночества... но все проходило, стоило лишь подумать, что и ты тоже часть чего-то большего, отбросив саму идею что-либо менять или разрушать, приняв всем сердцем правильность и незыблемость тех сложных в своей простоте принципов, что лежат в основе всего сущего. Нет, часть - это не совсем верно, мы - одно целое, едины и неделимы...
Оказывается, такое вот единение с природой чревато серьезными последствиями. Возможно, дело было в чересчур разыгравшемся воображении. В один из таких "прекрасных моментов" меня ни с того ни с сего будто бы втянуло в то, чем я так неосторожно любовался. Тело при этом словно растворилось, но хотя бы мысли и чувства еще оставались при мне. Я вдруг очутился среди громадного скопища каких-то разноцветных нитей. Они были настолько перемешаны, что отличить одну от другой не представлялось возможным, а уж где были их концы - вообще не понять. Причем нити эти не были неподвижны, наоборот, они шевелились, трепетали, будто бы на ветру, разбухали и сжимались...