Адамово яблоко

 Я ловлю себя на том, что всё время занимаюсь непрерывным прокручиванием в голове истории того злополучного вечера. "Всё время" – это значит – с того самого момента, как я проснулась утром 18 сентября.

 Я оправдываю себя тем, что накануне меня одолевала злоба. В моей жизни, как и в жизни Птенчика, всё время что-то рушится. Всё, что мне дорого, рано или поздно превращается в прах.

 И, чем дороже, чем важнее для меня то, что я имею, тем ещё более мгновенна и разрушительна потеря.  Как уход моей матери. Как женитьба отца. Как измена или предательство того, к кому ты привязался, в надежде на лучшее.

 И вот, наступает момент, когда, если и приходит в твою жизнь что-то хорошее, то сама радость от происходящего заглушается приступами страха. Обречённая уверенность, что чем лучше сейчас, тем больнее будет потом обрушивается на тебя ледяным душем и тянет на дно. И ты уже более не способна верить ни себе, ни другим.

 Границы стерты. Добро и зло давно поменялись местами, играя с тобой в игру "Угадай, где я", и ты становишься злым и беспомощным в этой игре в прятки. Злым от своей беспомощности и беспомощным в своей злобе.

 И вот теперь я прокручиваю наш диалог, меняю сценарии и исход, в сотый раз докапываюсь до истинной причины вспышки своего гнева, вылившейся в цинизм и высокомерие. Вспоминаю те моменты событий и диалогов последних месяцев, которые питают мою уверенность, что эти отношения также зыбки, как и всё, что было в моей жизни до них и однажды они тоже закончатся, причинив мне нестерпимую боль. И в очередной раз прихожу к выводу, что доверие к жизни и близкому человеку – не мой конёк.

 Есть мнение, что, когда два человека любят друг друга, то помириться им мешает только собственная гордость и эгоизм.

 У меня же, после каждой ссоры, на смену призрачному чувству любви и нежности приходит сначала чувство злости, а затем – отверженности. И я уже не могу сделать шаг навстречу такому важному для меня человеку именно потому, что чувствую свою ненужность. Как будто тебя, как обоссавшего ковер котенка, просто выставили за дверь без права на исправление и всё.

 И, даже если примирение происходит, и потом я вижу ошибочность своих суждений, в следующий раз я опять чувствую то же самое. Чувствую и снова нахожу этому подтверждения в своих ощущениях и знаках вокруг.

 Что же происходит сейчас в душе того, кому я, в порыве злости, сказала: "У меня нет любви к тебе" – мне остаётся только догадываться. Поэтому, мы друг другу больше не позвоним. Наверное, не позвоним.

26 сентября. Вечер.

 Сегодня у меня был неприятный телефонный разговор с отцом. Хотя, можно ли назвать разговором просьбу о финансовой помощи. Ненавижу у него занимать. Конечно, мои редкие звонки не знают отказа. Но это так унизительно. Наверное, это всё мои детские обиды. Или гордость. Или гордость из-за детских обид.

 И теперь облегчение от того, что мне есть чем заплатить за квартиру и я спокойно дотяну до милости Манны или, если повезёт, первых денег с маркет-плейса, смешивается с настигнувшим меня в очередной раз чувством собственной неполноценности и несамостоятельности.

 Я выключаю «Mac» и иду в душ. Звоню Алику. Он дома один. Заказываю пиццу и еду к нему.

 Около его дома есть небольшой итальянский ресторанчик. Там готовят шикарную пиццу на открытом огне.

Настоящую пиццу делают только на камне, при температуре не ниже 320 градусов. «Маргарита» готовится в такой печи всего за 2-3 минуты. И какая это Маргарита: борта теста, замешанного не позднее, чем вчера, вспучиваются пузырьками воздуха и становятся рыхлыми и хрустящими. Местами – с тёмно-коричневыми подпалинами. Сверху готовую пиццу поливают чесночным маслом и посыпают свежим базиликом. О, как это божественно.

 Мамина странная подруга, которую звали Ниной, была ресторатором и знала толк в таких удовольствиях.

 Один из семейных ресторанчиков, которыми она управляла, находился в паре кварталов от нашего дома. В нём была большая игровая зона и бесплатный Wi-Fi. Поэтому, мама часто приходила туда с малышами и сидела там часами. У неё даже был любимый столик, который она, со временем стала просить ей оставить. Так они с Ниной и познакомились.

 Получая истинное удовольствие от еды, как от искусства, Нине не составило большого труда, чтобы привить и нам с мамой эту страсть.

 Мне нравилось, когда она приезжала к нам домой с огромной термо-сумкой в одной руке и бутылкой вина – в другой.

 Пока Нина откупоривала неизменно запотевавшую бутылку белого, а к пицце она предпочитала исключительно белое, я открывала сумку и доставала из неё еще горячее произведение искусства в картонной коробке.

 Дом сразу наполнялся ароматом специй и громким смехом этой, действительно очень странной, женщины. И звонким как колокольчик, смехом мамы.

Мама по-особенному себя вела, когда рядом была Нина. Становилась мягче и спокойнее. И чем громче смеялась Нина, тем более умиротворённой становилась мама. А потом они улетели в ГОА и мамы не стало.

 Алик тоже любит «Маргариту». «Маргариту» и «Pringles». Поэтому, я ещё заезжаю по дороге за чипсами и пивом.