Адам в Аду

— Любимая, — он опустился на колени перед креслом и взял ее руки в свои. — Послушай меня, пожалуйста. Как человека, который много лет занимался нейрокристаллами и знает о них пусть не все, но многое. Главное — это твое самоощущение. Если ты будешь чувствовать себя шлюхой, но и нейрокристалл будет об этом кричать. Если ты будешь чувствовать себя свободной и счастливой — то и нейрокристалл покажет личность свободную и счастливую. Ты ведь наверняка видела много нейрокристаллов, верно? И наверняка видела такие, от которых как будто исходит свет. Вот это — нейрокристаллы счастливых людей. Свободных. Понимаешь? Неважно, каких. Неважно, что эти люди делали в жизни. Главное — они были счастливы. И моя цель — слышишь меня? — моя цель в этой жизни — сделать так, чтобы ты стала такой же. Счастливой и свободной. И я сделаю все для этого.

— Правда? — она всхлипнула, совсем по-девчоночьи.

Нейрокристалл ее засветился нежным перламутром.

— Правда, — тихо сказал Кривцов и прижал ее к себе.

На его плечо упали две горячие слезинки. Он поцеловал ее глаза, затем подхватил и бережно уложил на ковер.

— Андрей… — слабо возразила Ольга. — Он услышит…

— Это не его дело, — прошептал в ответ Кривцов, глядя на переливы на лбу и висках. — Я люблю тебя…

— И я тебя люблю…

Свечение стало почти нестерпимым. Кривцов закрыл глаза, но видел свет сквозь веки. Так было даже лучше — ничто не отвлекало от главного. Ради этого он работал, ради этого был терпеливым и нежным, это приносило высшее удовлетворение.

Он кончил в звенящую, прозрачную белизну.

Когда Ольга, наконец, ушла, Кривцов чувствовал себя измотанным до предела.

Он поплелся на кухню, где уже ждал Андрей с чашкой горячего кофе.

— Сколько времени? — спросил Кривцов.

— Начало шестого.

— Черт. Опаздываю.

Он быстро выпил кофе, обжегшись и чуть не опрокинув чашку на себя. Сунул ноги в ботинки, влез в рукава куртки и выскочил из квартиры, хлопнув дверью.

Снова моросил дождь. Кривцов чуть не свернул, по старой привычке, за угол, к старому зданию с колоннами на крыльце. Между колоннами, под крышей, стояли, пережидая дождь, сотрудники института. Киривцов не узнал ни одного лица и прошел мимо. До сквера он добрался с полными ботинками воды, продрогший и в отвратительном настроении. Он надеялся только, что не очень сильно опоздал и девушка дождется его.

Она стояла в одиночестве у неработающего фонтана, держа над головой зонт и внимательно вглядываясь в сумерки. Достала из сумочки телефон — посмотрела на часы.

Уток не было и в помине.

Кривцов закурил и принялся разглядывать девушку.

Не красавица, — отметил про себя Кривцов. Но и не дурнушка. Ее бы сейчас в тепло, и окружить заботой, чтобы на лице появилась улыбка — от тепла и заботы они всегда хорошеют. Ему хотелось увидеть, наконец, ее нейрокристалл, чтобы убедиться, что он не зря пришел сюда под дождем, промочил ноги и продрог вместо того, чтобы провести вечер дома.

Девушка заметила Кривцова и неуверенно помахала рукой. Он приблизился.

— Вениамин Вячеславович? — спросила она. — Добрый вечер.

— Добрый, — отозвался Кривцов.

— Я — Жанна.

— Очень приятно. Пойдемте, Жанна, в кафе. Здесь чересчур мокро.

Он развернулся было в сторону ближайшей кофейни, но девушка продолжала стоять на месте.

— Вениамин Вячеславович…

— Да?

— Я не уверена, что могу говорить в кафе… Очень удачно, что идет дождь, в смысле, — девушка запнулась, — в смысле, что мы тут одни поэтому, а речь пойдет о ваших бывших подопечных…

— Моих подопечных? — Кривцов ничего не понимал.

— Да. Вы же наверняка помните их. Родион, Ваня, Петр Евгеньевич… Помните ведь?

Кривцов мгновенно забыл про промокшие ноги.

— Вы хотите сказать, что мои роботы еще… — он хотел сказать «живы», но в последний момент подумал, что это не самое подходящее слово.

Жанна кивнула.

— Именно об этом я и хотела поговорить. Вениамин Вячеславович, вы обязаны им помочь! Они живут в клетке уже несколько лет, они мучаются, ведь они люди, настоящие, и…

— Погодите. Но по закону их должны были просто разобрать. Достать нейрокристаллы и пустить с молотка. А тела — на переплавку.

Жанна смутилась.

— Я не знаю, почему этого не сделали. Забыли, наверное… А теперь они очень хотят, чтобы их либо признали людьми и предоставили свободу, либо тогда уж как по закону…