Адам Смит

— Конечно, после союза Вольтера с маркизой дю Шатле связи светских дам с философами уже никого не удивляют. Но у меня по этому вопросу есть свой взгляд. Связь интимная тревожна и непрочна по самой своей природе. Поэтому ее лучше иметь с мужчиной, дружба которого для тебя не так дорога, которого ты не боишься потерять. Мужчина, который очень нужен женщине как друг, не должен быть ее любовником. Я слишком люблю мсье Тюрго, чтобы сделать его своим любовником!

Смит вынужден переспросить: французская речь герцогини слишком быстра для него, он не уловил парадокс, хотя почувствовал его.

Герцогиня весело смеется и пытается повторить парадокс по-английски. Но он не звучит. Во всяком случае, Смит понимает суть.

— Учителю нравственной философии полезно иногда беседовать с женщинами, — бросив лукавый взгляд на Смита, говорит герцогиня.

— О да, ваша светлость, я надеюсь быть вашим усердным учеником.

«Кажется, этот шотландский мудрец начинает меняться в лучшую сторону», — думает она, а вслух говорит:

— Ваш друг Юм говорил мне, что в начале будущего года он оставит Париж. Вы должны заменить его, мсье Смит. Париж теперь не может существовать без ученого шотландца.

В этот момент к ним подходит слуга и приглашает в кабинет хозяина: Вольтер хочет кое-что прочесть гостям.

Он кажется еще меньше в своем огромном мягком кресле перед массивным столом, заваленным книгами и бумагами. Хотя еще светло, на столе горят свечи, много свечей: зрение Вольтера сильно ухудшилось за последний год.

Вольтер читает написанное им утром открытое письмо в парижские газеты о деле Сервена. Едва ли письмо удастся опубликовать, но весь Париж будет его знать и без этого.

Смит снова и снова удивляется могучей силе слова, которой владеет этот волшебник. Да, он счастлив, что узнал Вольтера!

Потом Вольтер долго расспрашивает его о Тулузе, о тамошних делах и настроениях. Смит говорит по-французски, и хозяин нетерпеливо подсказывает ему, когда он запинается, не находя подходящего слова или выражения.

Потом они остаются наедине, и Смит рассказывает о своих планах, о будущей книге. Вольтер говорит о парижских друзьях, рекомендуя Смиту людей, которые могут быть ему полезны.

— Я дам вам письмо к аббату Морелле. Это самый свободомыслящий аббат, какого я встречал в жизни. К тому же он интересуется теми же вопросами, что и вы.

Смит говорит, что он слышал имя аббата-вольнодумца.

— О, я его очень люблю. В Париже трудно найти более яростного врага попов! Ему бы следовало называться не Morellet, a Mord-les [31]. Вы уже достаточно знаете наш язык, чтобы оценить этот каламбур?

Смит кивает головой и улыбается.

Они выходят к обеду вместе. Вольтер ведет шотландца под руку, продолжая какой-то разговор.

Биограф Смита Джон Рэ говорит: «Среди живущих людей не было имени, перед которым Смит больше преклонялся бы, чем перед именем Вольтера». Это преклонение он сохранил до конца дней. В его кабинете в Эдинбурге стоял хороший бюст Вольтера. В передаче одного французского ученого, посетившего Смита в 1782 году, через четыре года после смерти Вольтера, он так отзывался о своем фернейском собеседнике: «Человеческий разум обязан ему неизмеримо многим. Он обильно изливал насмешки и сарказм на фанатиков и еретиков всех сект, и это позволило разуму людей выносить свет истины, подготовило их к тем исследованиям, к которым должен стремиться каждый мыслящий ум. Он сделал для блага человечества гораздо больше, чем те серьезные философы, книги которых читают лишь немногие. Книги Вольтера написаны для всех и читаются всеми».

В «Богатстве народов» Смит решительно зачислил попов в непроизводительную категорию и показал, что они живут за счет труда других людей. Это сделано без всякой видимой злобы, между прочим, при анализе теоретического вопроса о производительном и непроизводительном труде. Он вовсе не говорит, что попы вредны, что они отравляют сознание и так далее. Просто очень спокойно, очень серьезно сказано, что по существу они паразиты и прихлебатели. Смит создал в классической политической экономии целую традицию строгого отношения к церкви. Попам пришлось самим обратиться к политической экономии, чтобы противопоставить что-то этой традиции.

Карл Маркс, штудируя Смита, записывает в тетрадь, которая станет частью «Теорий прибавочной стоимости», и подчеркивает жирной чертой: «О ненависти Смита к попам!»

Смит посвящает религии также целый небольшой раздел, запрятанный в гуще 5-й, «финансовой» книги «Богатства народов». Сделано это потому, что Смит рассматривает церковь с экономической стороны — с точки зрения источников ее доходов, а доходы церкви — как убытки нации. Он встает на материалистическую позицию и показывает, что основы развития церковности надо искать в условиях жизни общества.

Эти страницы — прекрасный образец классической английской прозы. Внешне бесстрастные и хладнокровные фразы слагаются в картину, которая обвиняет поповщину сильнее яростных памфлетов. Строгая ученость эрудита и аналитика вдруг переходит в едва уловимую злую насмешку.