Читаем Адам Смит полностью

Короткое упоминание в одном из них — единственный источник сведений о драматическом эпизоде в малодраматической жизни Смита. Осенью 1777 года, видимо, на пути из Лондона на родину, ему пришлось столкнуться с грабителем. (Такие нападения на большой дороге были нередки в то время; Босуэл рассказывает, как он лишь по счастливой случайности избежал рук бандитов на пути из Эдинбурга в Лондон.) Поскольку Уэддерберн пишет об этом деле в довольно легком тоне, ясно, что оно кончилось благополучно. Насколько можно понять, роль сыграли храбрость Смитова слуги Роберта Рида и хладнокровие самого Смита. Во всяком случае, под дулом пистолета ему довелось побывать.

Доктор Джонсон однажды сказал, что шотландцу легче сделать в Лондоне карьеру, чем англичанину: все шотландцы стоят друг за друга горой, и англичане не мешают этому; англичанин же может рассчитывать лишь на своих личных покровителей.

Уэддерберн был в Лондоне одним из самых влиятельных шотландцев. Смит воспользовался его протекцией, когда в 1777 году открылась вакансия таможенного комиссара Шотландии. С волками жить — по-волчьи выть…

<p>7. СМЕРТЬ ЮМА</p>

В теплый, погожий день 23 апреля 1776 года два немолодых шотландца проезжали в почтовой карете через городок Морпет в Нортумберленде. Они направлялись на север. До Бервика-на-Твиде, до границы, оставалось миль пятьдесят, и они рассчитывали к ночи добраться туда. Джентльмены спешили, и кучер, предчувствуя хорошую мзду, усердно погонял.

Когда карета уже миновала ворота постоялого двора, один из них случайно обернулся и вдруг закричал во весь голос: «Стой!»

Второй джентльмен, завернутый, несмотря на тепло, в плед, удивленно досмотрел на него, но промолчал, ожидая объяснений.

— Черт меня подери, сэр, если это не Колин Росс, камердинер Дэвида, — там в воротах, с трубкой в зубах. Колин! — крикнул первый, высовываясь из кареты.

Человек в воротах медленно вынул трубку изо рта и еще медленнее снял шляпу, потом вразвалку подошел к карете и поклонился.

— Что вы здесь делаете? Где ваш хозяин? Что с ним? Еще минута, и мы проехали бы мимо, — добавил первый пассажир, поворачиваясь к спутнику.

Колин неторопливо объяснил по-шотландски, что его хозяин четыре дня назад выехал из Эдинбурга и направляется в Лондон, а далее — куда пошлют врачи. На вопрос, как Юм чувствует себя, Колин только неопределенно пожал плечами и повел лошадей под уздцы к воротам.

Через пять минут приезжие обнимали Юма. Правда, вместо того чтобы похлопать по спине веселого толстяка, им приходилось теперь осторожно дотрагиваться до живого скелета, одетого как будто в камзол с чужого плеча. «Семь стоунов[55] как не бывало», — заметил Юм, перехватив горестный взгляд.

Но, поговорив с ним полчаса, трудно было поверить, что это умирающий человек. Он был оживлен и остроумен, как всегда. Только этого отрешенного спокойствия они в нем раньше не видели.

Как писали в старых романах, читатель, вероятно, уже догадался, что несколько флегматичный джентльмен был Адам Смит. Другой был дальний родственник и близкий друг Юма Джон Хьюм[56], писатель, автор знаменитой шотландской трагедии «Дуглас».

Они выехали из Лондона, встревоженные письмами друзей о тяжелой болезни Юма. Да и сам он писал и говорил о cвoей смерти как о деле решенном и близком. У Смита была еще одна причина спешить: болезнь матери в Керколди. Встреча с Юмом была для него неожиданностью.

— Врачи послали меня к лондонским светилам, — объяснил Юм. — Доктор Блэк, правда, возражал. Я спросил его, имеет ли он какие-либо доводы против поездки, кроме того, что она может ускорить мою смерть. Он ответил, что этого вполне достаточно. Тогда я сказал ему: «Это вообще не довод».

Разговор за обедом был живой и без принужденности веселый, хотя к вину Юм, против своего обыкновения, не притрагивался.

Потом все перешли в комнату Юма, где он устроился полулежа на кровати.

— Дорогой друг, — сказал Юм с необычной торжественностью, — если бы я верил в бога, который печется и заботится о нас, я бы сказал, что это он послал вав сюда. Я должен сказать вам кое-что.

Юм закрыл на минуту глаза. Все молчали. Колин поправил подушки и вышел, тихо притворив за собой дверь.

— Я сделал вас в завещании моим литературным душеприказчиком: в свое время вы дали на это согласие. Вы будете иметь право распоряжаться моими рукописями как сочтете нужным. Я ставлю только одно условие: я хочу, чтобы мои «Диалоги» были изданы. Это единственное требование, — поспешно сказал Юм, хотя Смит сидел неподвижно и ничем не выдавал своих чувств.

Смит хорошо знает, о чем идет речь. В свое время Юм написал «Диалоги о естественной религии». Сталкивая мнения трех собеседников, он критически рассматривал там догмы христианской религии. Читатель не мог не понять, что скептицизм автора исключает веру в христианского бога, загробную жизнь и бессмертие души.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии