Читаем Адам Смит полностью

Смит бросил взгляд на большие часы, стоявшие в углу потом на Босуэла, удобно расположившегося в кресле, и с легким вздохом сказал секретарю, что на сегодня довольно. По том задал вопрос, которого Босуэл ждал давно: чего он хочет выпить? Есть французский ликер, кларет и вишневая наливка. Гость остановился на ликере. Слуга подал бутылку и тарелку печенья.

Искоса наблюдая за приготовлениями, с которыми слуга справился быстро и аккуратно, Босуэл в то же время с любопытством поглядывал на Смита.

Лет десять тому назад кто-то случайно вспомнил в разговоре, что в молодости Смит собирался в солдаты. Это показалось Босуэлу невероятным и смешным: мягкий, болезненный и рассеянный профессор — и солдатская лямка. Как это ни странно, но теперь, когда Смит перешагнул за пятьдесят, это почему-то казалось менее невероятным.

Босуэл всегда знал, что Смит — твердый виг, противник аристократии и роялизма. Но раньше он, кажется, не занимался политикой и больше держал свои взгляды при себе. Ведь до сих пор он как будто не опубликовал ни строчки по политическим вопросам. Или американские дела его так расшевелили? Он рвется в драку, точно Берк, которого, говорят, недавно сосед по скамье в палате с трудом удержал от рукопашной, крепко схватив за полу кафтана. На что-либо подобное Смит, конечно, не способен, но теперь ясно, откуда эта дружба с главным критиком политики правительства…

Они выпили по рюмке ликера, продолжая разговор о Смитовой книге. Смит сказал, что он решил снять в ней ссылки на других авторов. По тем вопросам, которые он ставит, изложение должно быть полным, и незачем отвлекать читателя от главного хода мысли справками и ссылками на авторитеты.

— Но это несправедливо по отношению к вашим читателям, — заметил Босуэл. — Вы заставляете их платить не только за ваши собственные мысли, но и за то, что говорили другие.

Смит быстро ответил без улыбки:

— Это обойдется им дешевле. Иначе им, пожалуй, пришлось бы покупать все книги, на которые я ссылаюсь.

Босуэл подумал, что это стоит рассказать Джонсону и другим друзьям, и тут же вспомнил, что недавно «хан» сказал о Смите, как всегда, между прочим, но веско и едко: Адам Смит ему вообще малосимпатичен, но становится до крайности неприятен, когда выпьет вина. Выпитое вино точно булькает у него в горле, когда он говорит. Ему, Босуэлу, Смит не казался неприятен, по крайней мере сегодня. С ним даже было интересно, только его разглагольствования надо было направлять и вовремя прерывать.

Выбрав момент, он перевел разговор на свои дела и заботы. Обремененный семьей, измученный ссорами с властным и скупым отцом, Джемс Босуэл приехал не только развлечься и стряхнуть с себя провинциальную пыль, но и прощупать возможности переезда в столицу, свои шансы на хорошую государственную должность или адвокатскую практику. Ему только что пришло в голову, что Смит мог быть ему полезен через людей вроде лорда Мэнсфилда или генерального солиситора Уэддерберна. Пожалуй, он мог иметь влияние именно потому, что не добивался его.

Но Смит выслушал его довольно рассеянно. Босуэл подумал, не напускная ли это рассеянность. Так и не решив этот вопрос, он счел за благо не настаивать. Он выпил еще пару рюмок, потом неторопливо оглядел комнату, спросил, сколько еще комнат в квартире, и, наконец, поинтересовался, сколько платит за квартиру Смит.

— Двадцать пять шиллингов в неделю, — ответил Смит и велел вошедшему с письмом слуге подать еще бутылку ликера, — Это сравнительно дорого для Лондона.

— Я снял за шестнадцать шиллингов весь первый этаж у шляпника на Джерард-стрит, — сказал Босуэл. — В Эдинбурге за эти деньги пришлось бы жить не ниже четвертого этажа и беречь каждую кварту воды.

— Весьма вероятно. В Париже квартиры тоже гораздо дороже, чем, в Лондоне. Это очень любопытно, и, я думаю, не случайно. Вы обратили внимание, что в Эдинбурге и Париже вы всегда вынуждены жить в гостинице или в меблированных комнатах, хозева которых существуют только этим? Для них это единственный или по крайней мере главный источник дохода. В Лондоне — другое. Вы живете у шляпника, и в наземном этаже у него, конечно, лавка? А сам он ютится под крышей? Это обычная картина. Понимаете, он живет своей торговлей, а не своей квартирой. Для него это побочный доход, которым он покрывает часть арендной платы, если арендует весь дом, а в Лондоне он вынужден это делать. Поэтому он и согласен сдать этаж дешевле.

— Господи, Смит, и все это будет в вашей книге? — воскликнул Босуэл. — В таком случае я — ее первый читатель. Моего шляпника вы положительно видите насквозь!

Смит улыбнулся чуть-чуть самодовольно.

— Знаете, Босуэл, это только здравый, смысл и логика. Вот вы говорили об адвокатской профессии. Я не могу и не собираюсь давать вам советов, но, если позволите, пофилософствую о том, чем определяются заработки адвоката.

Босуэл закурил трубку и поудобнее устроился в кресле. Настроение у него окончательно поправилось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии