Адам

“Латник” без страха смотрел в глаза Егору Матвеевичу. Лицо сурового вояки, вдруг, дёрнулось. Будто в сознании своём он натолкнулся на что-то очень тяжёлое и болезненное. В глазах блеснуло страдание и отчаяние. Будто внутри него насмерть схлестнулись противоположные чувства и эмоции. Но лишь на мгновение.

– Я обязан Пастырю жизнью. Он подобрал меня, совсем мальчишку, в выжженных пустошах, вылечил. Он вырастил меня, и я стал его Вестником. Я обязан ему всем. И я поклялся нести Слово его и Весть о нём во все пределы земли. Поклялся защищать его Заветы. Поклялся защищать людей под сенью этих Заветов. А такие как вы, такие, как ведьма, вы сами идёте во тьму, и тянете других за собой! Ведьма ненавидит Пастыря и его народ. Она прокляла нас. И теперь, в нашем поселении – смерть. – воин тяжело сглотнул. – Два дня назад я жену схоронил. Она сына моего носила. И теперь, кроме моих братьев и Пастыря, у меня больше никого нет. А Вестники тоже умирают. Пастырь рёк, что это наказание нам за то, что мы якшались с вами. С чудовищами, с нечестивцами. Что терпели ведьм и колдунов. И только огнём и кровью мы искупим свой грех.

Ворона похолодела. Будто бы столкнулась с чем-то древним, глубинным, могучим. Чем-то, что пробуждало в душе леденящий, почти животный ужас. Будто бы лицом к лицу столкнулась с первобытным злом. И это зло сейчас смотрело из глубин суровых серых глаз пленника.

Нет, в ней не было ненависти. Не было желания убить врага, как бешеного пса. Слишком жалок он был сейчас. Но, вместе с этим, от слов, от взгляда пленника, она ощущала животный ужас, проникающий в самые отдалённые уголки души, охватывая зыбкой и холодной мглой.

А ещё, где-то на самом краю сознания, с удивлением она обнаружила жалость и сострадание.

Осудить легко. А как бы она себя чувствовала, если бы оказалась на месте этого “латника”?

– Можешь мне не верить, – спокойно ответил Егор Матвеевич, глядя пленнику прямо в глаза, – ни я, ни кто-либо ещё в нашем поселении не желал смерти никому из вас. Та девочка, которую вы назвали “ведьмой”. Я поговорил с ней. Она весьма талантливая целительница. У неё и в мыслях не было проклинать вас, хотя вы и намеревались сжечь её на костре заживо.

– Она сказала, что мы все умрём!

– Потому что ваши следопыты принесли издалека заражённое оружие и продовольствие, и никто из вас ничего не предпринял, чтобы “очистить” его. Она предупредить вас хотела.

На лице воина отразилось непонимание, сомнение и замешательство:

– Но пастырь же… он знал… Он же всё сделал!

– Я не знаю, как так получилось, – осторожно ответил Егор Матвеевич, – но вы все заразились от своих “обновок”. Было банальное нарушение техники безопасности. Поленились, пожадничали.

– Но как же… – пленник, вдруг сник, опустив голову. Его плечи беззвучно затряслись.

– Так! – Егор Матвеевич встал, – этого в лазарет. Осмотреть, отмыть, дать новую одежду, накормить и дать лекарств. Всем остальным – на внеплановый осмотр. Да, знаю, выработался иммунитет, и у нас Адамка, но всё-таки. Зверей наших тоже проверить! Убитых – сжечь. Вместе с одеждой. Броню, оружие – на дезинфекцию. Адамка, поможешь?

Парень, весь бледный, с готовностью кивнул.

– Только, – Егор Матвеевич посмотрел на сына. – Надо и к ним. Им нужно помочь…

– Шутишь? – спросил кто-то из автоматчиков поселения. – Тебя ж живо на вилы поднимут! Или спалят заживо! Знаешь же, как к тебе относятся. И меньше всего тебе там рады будут!

– Я знаю, Пётр Васильевич, – сказал парень. – Но это тоже люди.

– Хех, «люди»! – зло усмехнулся Пётр Васильевич. – Были б это люди! Ведь пришли же сюда, ночью, нас убивать! Твари! Сколько домов пожгли! Да этих выродков самих надо в расход!

Адам печально посмотрел на него.

– Может быть, именно поэтому и случилась Великая Скорбь? – тихо спросил он. – Потому что мы всех хотели в расход пустить?

– Мал ты, парень, а я многое за свою жизнь повидал! – уже не так зло ответил Пётр Васильевич. – Зверь только звериный язык понимает. Дай им волю, они нас в порошок сотрут!

Тут, Ворона поймала себя на мысли, что солидарна с Петром Васильевичем. К сожалению, похоже, что человек нихрена не поменялся. Вместо того, чтобы протянуть друг другу руку помощи, пытаться поддерживать друг друга, мы продолжаем друг друга топить.

– Так мы раньше считали, что и мутантов можно только убивать, – спокойно ответил Адам. – А, вот, ездим на них теперь. В хозяйстве они нам помогают. А люди что, хуже?

– Мутанты – звери. У них – инстинкты. Человек – зверь совершенно другого склада.

– Так, может, и покажем сами. Как это, жить по-человечески? Пап…ты прости меня, но я пойду. И никто меня не удержит.

– Значит, врагам нашим помогать будешь?

Егор Матвеевич пристально посмотрел на сына.

– Ещё неизвестно, останутся ли они нам врагами, – тихо сказал Адам. – Но сначала я, конечно, помогу здесь.

И Ворона почувствовала, к стыду своему, что Адам может оказаться прав. Что-то на уровне инстинкта подсказывало ей, что, наверное, так будет правильно.

– Я с ним, – сказала она.

Пётр Васильевич скривился, покачал головой, да и махнул на всё, мол, поступайте, как знаете.