Ад закрыт. Все ушли на фронт

– Это пятидесятый или пятьдесят первый год… Это вы помогаете строить армию независимой Индии, потому что у Индии началась война с Британской империей. Индия попросила помощи у Российской империи.

Присутствующие оживились, раздались возгласы, что давно пора помогать колониальным странам свергать иго колониализма, делать новые советские республики, бороться с империализмом…

– Бороться с империализмом? Под знаменами Российской империи?

Двое-трое неуверенно засмеялись, другие недоуменно промолчали, лица третьих отразили чуть ли не обиду.

– Вы хорошо нас поддели, товарищ Шифман, – просмеялся Власов. – Давайте скажем так: мы хотим бороться против чужого империализма, но за свой. Устраивает?

– Лишь бы вам самому было удобно. Но давайте посмотрим, что было бы, не уйди Сталин? Если будет продолжаться то, чему вы служите?

Власов кивнул. Но и он, и остальной народ притих, смотрел настороженно: все понимали, что тут-то все не будет лучезарно. Присутствующие увидели несколько висящих в петлях тел. Мертвые тела нескольких сидящих у костра медленно раскачивались, подчиняясь движению воздуха.

– Это – сорок шестой год, до пятидесятого вы просто не доживете. Обратите внимание, Андрей Андреевич: если бы не было революции, быть вам генералом, но кончили бы вы свою жизнь совсем иначе. Не верите?

Власов крутил головой, непроизвольно прикоснулся рукой к горлу. Впрочем, первым пришел в себя именно он.

– Это изображение… Я бы сказал, оно весьма убедительно…

Остальные тоже хмыкали, чесали в затылке – признавали, что зрелище очень и очень убедительное.

– И еще я замечу – повесили бы вас вовсе не враги, не оккупанты. Повесил бы вас товарищ Сталин… В это вы верите?

– Нет! – решительно отмахнул рукой Власов. – Нет и нет! Да и что я такого мог сделать?!

– Давайте так… Я вам даже не скажу – я покажу. Вроде так и правда получается убедительнее.

Появились изображения танковых колонн. Сотни танков поднимали пыль на сельской дороге, втягиваясь на территорию чужого государства, мимо пограничной будки с надписью латиницей. Появился красивый, сразу видно – не русский каменный город, красивая старинная крепость над тихой задумчивой рекой. На брусчатке старинного города Бреста люди в форме Красной Армии и вермахта встречались самым дружеским образом.

– Третий рейх и эсэсэсэр разделили Польшу, – пояснил Вальтер. – Теперь у них будет общая граница.

Многочисленные голоса дали понять, что ничего не имеют против такого поворота истории.

– Верно, пока вы довольны…

Вот сложился образ Власова, который пишет в автобиографии: «Никаких колебаний не имел. Всегда стоял твердо на генеральной линии партии и за нее всегда боролся».

– Это апрель сорокового года… – уточнил Вальтер. И не удержался от провокации, спросил:

– Когда Третий рейх и эсэсэсэр разделят Польшу, вермахт и Красная Армия встанут напротив, разделенные только рекой. Как думаете, долго они простоят, не нападая друг на друга?

– Недели две, – обронил кто-то, а остальные засмеялись.

– Врешь, от силы два дня, – поправили первого и опять засмеялись.

Вальтер пожал плечами и замотал головой – так его возмутило легкомыслие собравшихся. Русские продолжали смеяться до того момента, как в голограмме замелькали нацистские самолеты, сбрасывающие бомбы. Развернувшись цепями, шли в атаку солдаты с новенькими маузеровскими винтовками, двигались самоходные орудия и танки.

Офицеры в форме вермахта фотографируются у пограничного столба СССР. Горящая деревня, мимо нее идут солдаты. Вот окопы – из них бежит все живое задолго до того, как солдаты вермахта подошли близко. Красноармейцы бегут истово, бешено, бросая орудия и технику. Вот колонна пленных. Сотни здоровых мужиков ведут двое солдат вермахта; винтовки закинуты за спину, один из солдатиков ковыряет в зубе, другой больше глазеет на облака, чем надзирает.

Среди мелькающих образов мелькнул свернутый на сторону дорожный указатель с русской надписью «Киев». Потом с надписью «Смоленск».

– Сталин не зря не доверяет армии, – прокомментировал Вальтер. – Он не зря считает, что Красная Армия не хочет идти против немцев.

Набычившись, смотрели на него красноармейские полковники: на врага, который скоро будет так позорно гнать их войско в глубь своей собственной страны.

– Могу вас заверить – в Германии тоже войны с Россией совершенно не хотят, – уточнил Вальтер. – А с вашей стороны толпы сдающихся в плен и паническое бегство – это вовсе не трусость и не отсутствие патриотизма. Это нежелание воевать за ту самую советскую власть.

– А мы… мы, сидящие здесь… Мы будем бежать или сдаваться? – спросил Вальтера совсем молодой летчик с такой простецкой физиономией, что сразу становилось ясно – внешность врет.

– Во всяком случае, господин Власов будет в числе тех, кто будет оказывать бешеное сопротивление. И выведет часть своих людей из окружения…

В голограмме Власов вел в атаку несколько десятков людей: бежал впереди них по осеннему жнивью, что-то кричал, махал пистолетом. Жужжали пули, люди падали, словно спотыкались. Власов будто нырнул вперед, упал… поднялся и тут же сел, обхватив голову руками.