Ад под ключ

Алексей хотел что-то сказать, но зал опять встал на ноги и взревел. После Лениных слов Алексей немного успокоился. Теперь он увидел, как еще один раунд Сажин методично таскал Кирея по рингу, выматывая и обессиливая. Тот уже тяжело дышал, потел и на глазах выдыхался, а Сажин так ни разу и не применил удар ногой. Лишь два стремительных прямых правой, в разрез перчаток, и почти незаметный, будто проверяющий, апперкот левой. Или Алексею показалось, или после этого Кирей стал работать уже не так энергично.

В третьем раунде бойцы вошли в клинч, и Алексей увидел, как изменилось Ленино лицо.

— Что случилось? — попытался он опять перекричать зал.

— Похоже, Кирей спятил. Запрещенные приемы использует, м…к, — выругался Леня. — Зачем он батю провоцирует? Колено подставил, сука…

«Я потом спрошу, что это за приемы», — Алексей все пытался разглядеть, что там происходит, на ринге? Противники висели друг на друге и молотили перчатками. Казалось, в этом нет никакого смысла, они просто переводят дух и ждут окончания раунда. И вдруг Алексей увидел, как Сажин, опустив перчатки, на секунду прижался спиной к канатам, потом пружинисто отскочил, а Кирей шагнул назад, оказавшись в центре ринга, и опустился на колено, мотая головой. «Пропустил удар. Нокаут. Все, конец», — подумал он. Но Сажин не спешил заканчивать этот бой. Спокойно дал противнику прийти в себя и посмотрел на рефери: командуй.

А дальше началось что-то страшное. Один человек садистски избивал другого, не давая ему прийти в себя, но и не нанося того решающего удара, который приводит к нокауту. Избивал показательно, со знанием дела, можно даже сказать методично. Казалось, Сажин сначала хочет переломать противнику все кости, рассчитывая на его низкий болевой порог, а потом уже уложить на ринг.

Кирей, на которого смотрели его гладиаторы, не мог сам остановить этот бой, пока был в сознании, поэтому он вставал, поднимал перчатки и снова шел под удары Сажина, который был безжалостен. Лицо у Кирея было в крови, но Алексей уже понял, что здесь действуют какие-то особые правила. Это не любительский кикбоксинг, и даже не профессиональный, это схватка за власть, не за призовые, и остановят ее лишь тогда, когда один из бойцов упадет и больше не встанет.

Кирей уже находился в перманентном состоянии грогги, когда боксер ничего не видит и не соображает, потому что у него в глазах стоит кровавая пелена. Но могучий организм и единственный оставшийся в живых инстинкт, надо стоять, к удовольствию Сажина еще поддерживали его на ногах. И Сажин бил не спеша, теперь уже и ногами, бил со смаком, так, чтобы все видели, как он ломает кости и делает человека инвалидом.

Теперь-то Алексей понял, о чем говорил Леня, и вновь повернулся к нему:

— Дым! Это же убийство! Публичное убийство! Надо это остановить! Дым!

Леня молчал. Алексей увидел, как окаменело его лицо. «Падай же! Падай!» — мысленно взмолился он, глядя, как Кирей, упрямо мотая головой, в который уже раз поднимается на ноги.

И тут Сажин с разворота, мощно, словно натешившись и решив поставить жирную победную точку, ударил Кирея правой ногой в голову и, пока тот падал, добавил еще два убийственных прямых, тоже в незащищенную больше перчатками голову. У Алексея возникло чувство, будто он слышит хруст костей. На этот раз Кирей уже не встал. Он лежал в центре ринга неподвижно, как покойник, а в зале теперь стояла мертвая тишина. Алексей не уловил момента, когда зал затих. В каком именно раунде прекратились вой и свист, которыми зрители приветствуют эффектные удары. Когда этот огромный зал стал похож на морг, с его убийственной ледяной тишиной и запахом формалина. Когда у Сажина появилось это выражение лица: словно он прозектор, вскрывающий трупы.

Это был настоящий ад. Ад под ключ. Сажин стоял на ринге, опустив перчатки, и, словно пытаясь наконец осмыслить происходящее, смотрел на лежащего у его ног окровавленного человека. Никто не трогался с места. И первым прервал молчание Сажин.

— Что застыли? — бросил он секундантам. — «Скорую» вызывайте!

Те наконец очнулись. Рефери, отводя глаза, поднял вверх руку президента, Кирея суетливо понесли с ринга, потом зачем-то положили на пол, снова подняли, понесли.

— Вроде жив еще. Дышит, — с надрывом сказал кто-то.

Сажин тоже сошел с ринга и протянул Грише, своему водителю, руки в перчатках, коротко бросив:

— Сними.

Людская стена вокруг ринга будто ожила, все попятились назад, оставляя Сажина одного в ярко освещенном круге. Алексей, почти уже спустившись вниз, уперся в людские спины.

— Да, хорош Акела, — негромко сказал кто-то из зрителей.

— Показал, ху из ху.

— Сделал мужика инвалидом. Если Кирей, конечно, выживет. Хотя Сажа мог бы пораньше остановиться…

— Заткнись… А то и тебя…

— А я что? Я ничего. Я, кстати, на Акелу ставил.

— Значит, зачтется.

— Давай отсюда линять. Где «Скорая», там и менты.

— Отмажется. Бой был по правилам.