"Если я начну кашлять, то захлебнусь, и тогда мы точно утонем. Утонем в несчастных пяти метрах от берега. И нас не найдут - потому что мы запутаемся в водорослях, а одежду Полли утащит бродяга, и никто не догадается искать в пруду. И Сибил никогда не узнает, что не только сумасшедшие могут жертвовать собой ради других. Впрочем... Сибил в любом случае ничего не узнает. Я ей не скажу. Бесполезно говорить, особенно некоторым".
И тут Патриция действительно закашлялась, и поняла, что плыть больше не может. Она сделала еще несколько рывков, которые "плаванием" назвать было никак нельзя, и стала тонуть. Но тонуть оказалось уже негде. Совсем рядом было вязкое, илистое дно.
Волоча за собой Полли, Патриция поползла по этому дну. Она цеплялась за грязь, которая выскальзывала между пальцами, за осклизлые коряги и корни росшего из воды камыша. И через считанные секунды в изнеможении рухнула на берег, в траву - мокрая, перепачканная с ног до головы, замерзшая, задыхающаяся - и счастливая.
***
- Я жду твоего ответа, Уэсли, - сказала Виктория. - Но вечно я ждать не смогу, даже если захочу этого. О чем думать? Тебе достаточно произнести всего одно слово - так произнеси его.
Флэш не открывал глаз - но это не помогало. Виктория, как наваждение, была всюду - даже перед его внутренним взором. Отовсюду звучал ее негромкий, но властный голос - голос человека, уверенного в своей силе и могуществе.
"Чего ты хочешь? Все, что угодно... Мои возможности простираются далеко... Решайся. Этот мир существует или для тебя - или не для тебя... Ты не такой, как многие другие... Успешная работа... Международный уровень... Ах да - твои глаза. Ты снова будешь видеть..."
- Ну же! Сколько можно тянуть? Будь мужчиной! Ты что - боишься? Как тогда, двадцать лет назад, на берегу того пруда? Неужели ты так и остался несчастным трусливым мальчишкой? Неужели все эти годы для тебя прошли зря?
Вот оно. Ты не рассчитала совсем чуть-чуть, Виктория. Но - ты не рассчитала. Ты слишком... зрячая для того, чтобы понять: некоторые удары - чересчур явные. Не нужно видеть их, чтобы пред-видеть.
Когда Уэсли открыл глаза, он не увидел ни женщины в белом костюме, ни кабинета со всей его обстановкой, ни города за окнами. Все вокруг залил яркий свет.
- Не знаю, зря прошли годы, или не зря. Тогда я действительно боялся. Теперь - кажется, не боюсь.
- Значит, я все же в тебе не ошиблась? Ты заставил меня поволноваться.
- Не волнуйся. Тогда я не пошел вперед, потому что боялся. Но теперь ведь все наоборот, мы в зазеркалье, Виктория. Или мне лучше назвать тебя твоим настоящим именем, мое отражение? Если я смог разглядеть правду - получается, ушел с линии атаки, перестал быть мишенью. Цели, в которую ты можешь ударить, больше нет. Все эти годы я прожил в тюрьме, но сейчас, похоже, она разрушилась. Этот мир не существует или
- Уэсли, ты ослеп окончательно! - раздался откуда-то из света крик. Повернувшись в том направлении, откуда он донесся, Флэш заметил смутные очертания знакомой фигуры. - Что ты творишь - ты же уничтожаешь самого себя! - продолжала кричать Виктория. Все-таки она потеряла свое самообладание. - Ты отказываешься от шанса, которого ждал всю жизнь! Ты не можешь этого сделать, ты не такой! Тебе нужно принять дар, который ты заслужил! Слово, одно только слово!..
Одно слово.
- Нет, - сказал Уэсли.
Неясный силуэт исчез, окончательно растворившись в ослепительном сиянии.
***
Патриция медленно приподнялась на руках, перевернулась на спину, потом села. Холод пробрал ее до костей - потому что был не июнь, а ноябрь. Не июнь тысяча девятьсот девяносто первого года, а ноябрь две тысячи одиннадцатого. И на берегу пруда она была одна.
Но ее одежда промокла насквозь. Несмотря на то что это были не летний сарафан и сандалии, а плащ, брюки и ботинки. Все было мокрое и ужасно грязное.
Она провела руками по волосам в тщетной попытке привести их в порядок, но все, что ей удалось - собрать с них немного тины и листиков ряски.
Вытащив из кармана носовой платок, Патриция как могла тщательно обтерла лицо. Хотя бы не идти чумазой...
Дыхание ее успокоилось, сердце билось в груди сильно и ровно.
Поднявшись на ноги, отряхивать и чистить плащ Патриция не пыталась. Все равно без толку.
Она шагала по парку, мимо немногих его посетителей, и не думала о том, какие мысли появляются в их головах на ее счет. Ей было о чем подумать, кроме этого.
Как раз в тот момент, когда она дошла до своего "Форда", который оставила за оградой "Перекрестка", выглянуло солнце. Теплее от него не сделалось - это было солнце поздней осени, которое не в силах справиться с подступающими все ближе холодами. Но даже в этих негреющих лучах все вокруг как-то сразу преобразилось, словно повеселело.
Вдруг за спиной Патриции послышалось не очень уверенное покашливание, и чей-то голос произнес:
- Э-ээ... мисс... вам не нужна помощь?
Патриция обернулась. Оказалось, это сказала какая-то светловолосая, голубоглазая девушка, похожая на шведку или датчанку. А может быть, на норвежку.