ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

Эелана не отвечает. Она горда. Она не будет отвечать на слова брата. Как бы обидно тому не было. Он – предатель для неё. И девушка не будет брать во внимание даже то, что спасти он пытался именно её. Обидно. Михаэль никогда не скажет ей, насколько ему обидно. Никогда. Потому что он не хочет окончательно потерять её. А Эелана слишком горда, чтобы прощать даже то, что в прощении совсем не нуждается. Как бы брат не поддерживал её, не помогал ей, честь семьи, королевской семьи, будет ей важнее всего остального.

Маги кутаются в свои плащи, в тёплые шерстяные плащи, за который бы теперь принц отдал бы всё, если бы имел что-то для того, чтобы отдать. Во дворце было так тепло, куда теплее, чем здесь… Быть может, следовало попросить Роймана предоставить ему и Эелане тёплую одежду? У магов было много тёплой одежды. Они ведь жили далеко на севере…

Какой-то всадник держит на руках ребёнка, лет шести-семи. Совсем маленького. Ребёнок прижимается к нему. Мальчик так устал… Кажется, он спит. Михаэль бы хотел оказаться на месте этого ребёнка. Пожалуй, этому мальчику было куда лучше, чем, скажем, ему или Эелане.

Обоз двигался медленно. Слишком медленно. Люди были так утомлены этой войной… Усталые, пожелтевшие лица, почти пустые глаза… Все почти спали на ходу, думали о чём-то своём. Обожженное лицо одного из солдат заставляет Михаэля вздрогнуть. Слишком уж оно пугает. Интересно, что именно произошло с тем человеком? Впрочем… Идёт война. Мало ли что может произойти. Всё кажется Михаэлю таким унылым, он сам, как кажется принцу, смертельно устал, хотя не успел сделать ещё ничего для того, чтобы иметь право быть уставшим…

Странная песня магов до сих пор звучит. Они поют её, даже кричат, а не поют, возможно, им становится немного легче от этого пения. Песня заунывная, медленная, несколько жалобная. Младший вампирский принц не вслушивается в слова более. Какая разница – о чём именно они поют.

Было уже холодно. Листья опадали с деревьев и ложились на землю красно-бурым, грязным ковром. Не тем нарядным жёлто-красным, который был в саду. Ветер не давал им упасть сразу, пытался кружить в танце, который, учитывая обстоятельства, воспринимался путниками, как дикая пляска смерти. Пленников, помимо Эеланы и Михаэля, больше не было. Брат и сестра сидели в телеге и мёрзли, ноги у обоих были стёрты в кровь – их обувь была так неудобна, она не годилась для столь тяжёлых переходов, к тому же, только после того, как принцесса в пятый раз упала от усталости и изнеможения, Михаэлю удалось выпросить у генерала Роймана поездку в телеге. Одежда знатных вампиров обычно шилась из шёлка. Тонкая, она почти не грела. Как же сейчас жалели об этом принц и принцесса! Если бы только у них была хотя бы одежда вампиров-крестьян… Платье Эеланы, воздушное, белое, лёгкое, почти превратилось в лохмотья, хотя прошли они, по сравнению с тем, что ещё предстояло пройти, всего ничего. Тонкая рубаха и столь же тонкие штаны Михаэля тоже были изодраны. Девушка прижималась к брату и тихо плакала. Ерин ведь погиб из-за них. Их добрый брат Ерин… Эелана всхлипнула снова, уткнувшись носом в плечо Михаэля. Тот тяжело вздохнул и снова погрузился в свои мысли. Принцесса молилась за своих погибших братьев и отца, молилась о них, почти забыв о том, что молиться теперь ей придётся и о себе. Тихие молитвы слетали с её губ, порой, молясь обо всех тех, кто нынче их уж покинул, она забывала о том, как самой ей холодно и плохо. Её было так жалко! Бедная девушка, за что это всё досталось ей? Зачем отец повёз её в Реонхейм? Сидела бы она себе в Уриолане и… Михаэль замер. Он бы предал Линдейм, даже если бы с ним рядом не было сестры. Ему было шестнадцать, ему так хотелось жить. Жить… Это слово билось у него в голове так давно – наверное, лет с шести, когда он впервые увидел воина-мага. Юноша тяжело вздыхает. Ему, пожалуй, совсем не хотелось прослыть предателем и трусом, но умирать хотелось ещё меньше. Михаэль не молился. На душе было так тяжело и гнусно, что слова просто застревали в горле. Он завидовал сестре, её вере, её надежде. Он не мог молиться за погибших старших братьев и отца, зная, что в любой момент могут убить его, зная, что если его не убьют, он навсегда останется в памяти своего народа, как предатель и подлец. Предатель. Да, он предавал. Но никто из вампиров, кроме его брата Ерина, и пальцем не пошевелил ради него. Да, они сражались против магов. Но не проще было бы сдать город врагам? Неужели сообразительный и тщеславный Ройман убил бы всех его жителей просто по прихоти, если бы город был сдан? А теперь от Реонхейма не осталось камня на камне.

– Не бойся, дорогая! – звучит начало уже другой песни. – Когда вернусь домой…

Песня куда менее заунывная, нежели предыдущая. В ней есть надежда. Впрочем, надежда была и в той. Но эта казалась более лёгкой, более весёлой.