Впрочем, размышлять о триумфе, славе и ужасе, охватывающем всех честных — и не очень — феодалов, горожан и деревенских, просыпаясь от холода на мокрой траве, накрытым только собственным плащом, глупо. Тут уж скорее следует думать о том, как бы развести костёр пожарче и поджарить на нём какую-нибудь украденную вчера у кого-нибудь из деревенских курицу. И почему вчера вечером нельзя было развести костёр? Нет, понятно, что всем было лень сходить в лес за хворостом, да и слишком темно было, но… В конце концов, у Йохана существуют вещи, которые вполне можно сжечь, пусть тот и постоянно говорит о некой «культурной ценности» этих своих песенок и легенд, написанных на бумаге. Ну и пусть Йохан и Дея в один голос твердят, что это всё важно — разве важно оно будет, если кто-то из их шайки замёрзнет ночью насмерть? Лилит как-то шутила про это. И Бьёрн с ней, пожалуй, согласен.
Как это было уже не раз, их шайка остановилась в чистом поле. Далеко от замков и деревень. Там, где их никто не мог потревожить. Здесь было холодно. Почему нельзя было найти какой-нибудь заброшенный домик — как это было на севере. И поле было ещё не самым плохим вариантом — однажды пришлось останавливаться на болотах, и Танатос едва не утонул. А ещё хуже было тогда, когда они случайно остановились в лесу как раз в тот самый момент, когда местный князь затеял там охоту на кабана. Бедное животное! Асбьёрн еле успел остановить княжеского отпрыска от убийства этого самого кабана! А Драхомир тогда ещё оттаскал его за уши! И где же здесь справедливость? Асбьёрн спас невинное животное, пусть и ценой жизни этого несчастного князька, а за это Мир ему ещё и наподдал, пусть и не рассказал ничего Деифилии. О… Та сильно рассердилась бы на него, узнай она об этом случае. Всё же, хорошо, что Драхомир никогда не выдавал его — что бы ни случилось. Даже если это было то, за что потом сильнее всего доставалось именно Миру. Он не говорил ничего. Молчал. Делал вид, что ничего не произошло, что ничего не знает. Хотя знал.
Впрочем, не в том ли было дело, что и сам Драхомир вполне был с этим согласен? Танатосу всегда и на всё было плевать, но Мир был совсем другим. Если от Хейдена можно было ждать всё, что угодно, то от Деифилии ожидать всегда приходилось одного и того же. И опять схлопотать от Мира за пару синяков и ссадину на скуле Деи Асбьёрн совершенно не хочет. И Драхомир тоже не хочет, чтобы разозлившийся Бьёрн снова ударил сестру, когда она снова начнёт пытаться его наказать.
Здесь неподалёку находится лес, а где-то в лесу расположена известная многим Вирджилисская цитадель — прекрасная крепость, в которой живёт некий князь со своим многочисленным семейством, из которого Асбьёрн знает всего двоих человек, близняшек Абалима и Сабаот. И в крепости тепло и сухо. И всегда много разной еды — Абалим как-то угощал Бьёрна пряниками, и это были совсем другие пряники, нежели те, которые молодому оборотню удавалось до этого попробовать на базаре. Эти пряники были намного мягче, с начинкой из какого-то варенья, покрытые сладким белым слоем, который назывался как-то странно… А ещё, в Вирджилисской цитадели подавали изумительного вкуса блюдо — запечённого гуся с яблоками. И там чай всегда пили с мёдом или с вареньем. Да и вообще — там пили чай, а не какую-то странную водичку из фляжки Драхомира или воду из ближайшей речки. Конечно, Йохан пару раз приносил вина, а вино пьют везде, даже в Вирджилисской цитадели, но даже вино то было другое. После вина из крепости Асбьёрну не хотелось даже брать в рот ту кислятину, которую приносил им бард.
Абалим был хорошим другом. Честным, преданным, открытым. Он умел быть и весёлым, и серьёзным, не был мрачным или лживым. Драхомира, Танатоса или Йохана Бьёрн знал с детства, все трое были ему дороги, но Абалим был другим. Он выбивался из той жизни, к которой молодой оборотень привык за свою жизнь. Он был совсем другим. И сестра его тоже была совершенно другой.
— Эй! Ратмир, ты же не думаешь, что всё будет так просто? — голос Киара слишком резок, и Бьёрн морщится от него.