ac0846a334c74b76bf3c8ff10e16ffdc

Гримаса удивления и почти презрения искажает его красивое лицо. Почти красивое. Саргон всегда был таким — только почти красивым. Сколько Хелен его помнила, его лицо всегда пересекал этот жуткий шрам. Уродливый и длинный шрам, который всегда её так удивлял. Ещё больше шрам удивлял и интересовал Асбьёрна, который, пожалуй, единственный, хотел видеть что-нибудь такое на собственном лице. Ох, эти мальчишки! Хелен никак не могла их понять! Бьёрну было всего двенадцать лет, он был на два года её младше, но уже он доставлял столько хлопот, сколько ни сама Хелен, ни сестра Бьёрна Деифилия, ни Лилит никому не доставляли. А Танатос? Этот белобрысый пройдоха, который умудрялся к тому же оставаться всегда безнаказанным! А Драхомир — светловолосый красавец Драхомир с его «герцогским» самомнением? Да даже тот же Йохан, этот музыкант-тихоня, который всё же предпочитал устраивать грандиозные подставы вместе со своим лучшим другом Миром. Ох… Всё было бы куда проще, не будь их вместе с Хелен! Впрочем, возможно, она бы и не выжила без них.

— За-а-авидно… — издевательски улыбается слишком легко одетая Лилит и с наслаждением кусает апельсин.

Хелен хочется спросить, откуда девушка взяла это редкое лакомство здесь, посреди зимы… Наверное, у Драхомира. Нет, точно у Драхомира. У того, кажется, был отец… Хелен крайне завидовала ему в этом. У Драхомира был отец, который постоянно о нём заботился, пусть и каким-то очень странным способом. И иногда посылал апельсины, лимоны и гранаты. В виде лекарства. Потому что их Миру крайне нужны некие «витамины», чтобы восстанавливаться быстрее после сражений. Это ему-то — тому, кто был здоровее их всех вместе взятых, какие бы тяжёлые ранения не получал! Хелен порой думалось, что лучше было бы, если бы Киндеирн — кажется, отца Мира звали так — посылал разные заморские фрукты ей, Деифилии или Лилит. В конце концов, девушкам это нужно было куда больше, чем Драхомиру, который, разумеется, почти всё раздавал Танатосу и Асбьёрну, которые до фруктов были большие охотники.

Саргон равнодушно пожимает плечами. Пожалуй, по правде говоря, ему ни капельки не завидно. Во всяком случае, здесь. Саргон любит сражаться за то, что он считает справедливым… Ему не интересны всякие там кристаллы Ненависти. Вообще-то, он предпочитает сражаться без всяких там магических средств. Считает это более честным и правильным.

— Разумеется, — улыбается Хелен, стремясь чуть-чуть поддеть друга, — он же среди нас самый завистливый. Не знала?

Парень лишь улыбается. Кажется, ему совершенно всё равно, что именно о нём судачат. В этом плане он выгодно отличается от остальных парней в их Сонме (не говоря уже о мальчишке Асбьёрне, которому явно не хватало хороших манер, которых не могла ему привить даже строгая сестрица Деифилия). Саргон совершенно не обижается на все эти дружеские шутки. Нет, среди них есть те, кто тоже не обижаются. Но Саргон не стремится поддеть за шутку в ответ, так как считает это не слишком благородным. Он даже предлагает Хелен лакомство, которое она всегда любила и любит до сих пор.

Девочка с удовольствием откусывает кусок от сушёного яблока, предложенного ей Саргоном.

Пожалуй — за что уж точно следовало любить этого зануду, так это за вечные сушёные яблоки-пряники в карманах. Саргон носил их постоянно. И постоянно угощал ими Хелен, Асбьёрна и Танатоса. Первых двоих — по праву сравнительно маленького возраста. Ну а последнего — по его беспримерной наглости. Хелен даже рада тому, что Саргон появился в их команде. Он был крайне милым и хорошим. Не совсем так, как был хорошим Йохан, но… Он был милым. И тёплым. И мягким.

Пожалуй — за что уж и можно было уважать завистника Саргона, так это за ту безупречную и постоянную честность. Не потому, что складывалась такая ситуация, что врать было категорически нельзя. Нет, в таких ситуациях честным не становился разве что Танатос, которому врать крайне нравилось. Кажется, он врал даже в тех случаях, когда ему могли снести голову за враньё.

— А ты самая жадная! — смеётся Лилит, отвешивая Хелен шутливый подзатыльник.

И достаёт из кармана своей куртки второй апельсин, чтобы сунуть в руки девочке. То самое лакомство, которое присылал Драхомиру отец. Апельсины были сладкими и сочными. И есть их удавалось весьма редко. Не то что яблоки, которыми Сонму порой целыми неделями приходилось питаться за неимением другой еды.

— Знаю! — пожимает плечами Хелен. — Это у меня с самого детства. А ты у нас что?

Эти распределения того, кто кем на самом деле является, девочку весьма забавляли. Они уже давно определили, что самым горделивым и лживым является Танатос, самым вспыльчивым и гневливым — малютка Асбьёрн, самым выдержанным в плане всех эмоций, кроме чувств к Деифилии — Драхомир, самым осторожным и внимательным — Уенделл, самой тщеславной — Деифилия, самым любопытным — Йохан… Это было почти весело — находить в каждом свой изъян. Своеобразная тренировка для мозгов при отсутствии свитков, которые можно было бы читать.

— Я?.. — деланно удивляется Лилит. — Ну я… Самая язвительная!