Абрек из Мюнхена

– Ладно! – ничуть не расстроился Вячеслав Туркин и, хотя они сидели, сказал. – Сядем на дорожку! Через десять секунд ухожу. Он в очередной раз плотоядно облизал губы. Целоваться на прощанье полезет, подумала Лона, и на всякий случай отодвинулась от него подальше. Но она ошиблась. Вдруг у Вячеслава удивленно круглились глаза.

– Гляньте! Первый раз вижу, два поезда идут в одно и тоже время, в одно и то же место, а вагоны пустые.

– Где? – подал голос телохранитель, стоявший за дверью и чутко прислушивавшийся к тому, что говорилось в купе.

– Да вон, напротив, поезд тоже на Пятигорск.

Возникло минутное замешательство. Телохранитель, в силу своей профессии, видимо быстрее соображал.

– Вы, господа, кажется не на тот поезд сели!

– Как?

– А этот куда?

– Сейчас уточним!

Охрана крикнула проводницу, а Вячеслав стал успокаивать Карла Мюллера и Лону:

– Ничего! Если ошибочка вышла, успеете пересесть.

Телохранитель вернулся моментально. Он подтвердил, что этот поезд идет в Хабаровск, надо срочно пересесть.

А на перроне, оркестранты решили играть до последней минуты. Они как раз собрались закругляться, когда увидели, как из восьмого вагона, как ошпаренные, волоча за собой чемоданы, выскакивают ВИР персоны.

– Э…э! Что случилось?

– Идиоты! – не выбирая выражений, Вячеслав Туркин послал их на дальний хутор. – Вы куда сели?

Квартет тоже умел быстро соображать. Через минуту посреди платформы таращил бестолковые глаза Тимур, а четыре представителя высоких муз заменили собой ушедших носильщиков. Став цепочкой на платформе, и открыв окна, музыканты передавали коробки в соседний состав. Одна из них упала и разбилась. Из коробки потекла янтарная жидкость распространяя вокруг себя божественный запах коньяка.

– Раззява!

– Откуда только у тебя руки растут?

– Оттуда же, откуда и у тебя.

– Такой нектар пролил.

– Ничего! Его там еще, на целый полк хватит!

– То на полк, а то на нас!

– Слушай, если они едут не в Хабаровск, куда они столько провизии набрали!

– Какая нам разница! У богатых свои причуды!

Проводницы тоже оживленно обсуждали курьезную ситуацию.

– А почему они сели именно на наш поезд?

– Да тот прохиндей, что впереди с оторванной головой шел, сюда приказал заносить.

– Ты думаешь, он специально это сделал?

– Судя, по его ухмыляющейся роже, специально.

Напарница недовольно поморщилась.

– Вечно ты плохо о людях думаешь!

– А с чего бы это вдруг мне об них хорошо думать? С виду все солидные господа, а подстаканники вечно пропадают. Не в небо же они испаряются.

Только вновь горе путешественники разместились, как поезд тронулся. Вячеслав Туркин на ходу соскочил с подножки вагона и, дождавшись, когда мимо проплывет знакомое окно послал Лоне воздушный поцелуй.

– Уведу! Как пить дать уведу ее у немца.

Он круто развернулся и жестко приказал своим телохранителям:

– Поехали. Время – деньги!

Так началось знаменательное передвижение немецкого коммерсанта Карла Мюллера на Юг России. В купе стояли живые цветы.

– Ах, букет с розами забыли! – с сожалением сказала Лона. Карл Мюллер промолчал. Он вытирал пот со лба.

– Красивый был букет! – еще раз напомнила о подарке Лона. Карл Мюллер раздраженно сказал:

– Этот Туркин тоже красивый! У них тут такое смешение кровей, что не поймешь, кто он по национальности. А букет правда был хорош. Забыть не можете?

Вопросик был с подтекстом. То ли Туркина она забыть не может, то ли букет. Лона приняла правила игры.

– Приятно, когда есть что вспомнить! Красота – вдохновляет!

– Красота без разума пуста!

– Наоборот, без красоты жизнь пуста.

Карл Мюллер все никак не мог успокоиться и продолжал вытирать носовым платком уже сухой лоб. Ему пришла в голову тоскливая мысль, что ничего у него не получится и на этот раз с Лоной. Не захочет, и ничего ты с ней не сделаешь. Он не такой нахальный, как этот Туркин, тот давным-давно бы уже сломал ее сопротивление и наслаждался уединенной поездкой. Наглец, ишь, как облизал ее. Аж два раза, и притом в губы, взасос. До сих пор не может фройлян Лона отойти. Какая она к черту недотрога, разозлился Карл Мюллер. Сейчас выпьем коньяку и… Он расправил плечи. И тут он некстати вспомнил, что их неимоверно большой съестной запас находится в соседнем вагоне.

А с утра он ничего толком не поел. Если сейчас предложить Лоне сходить в ресторан, она просто его не поймет. У них такие блюда… Карл Мюллер вспомнил поджаренного, с хрустящей корочкой поросенка, которого заворачивал в промасленную бумагу узбек повар и у него, как у захудалой дворняжки потекли обильные слюни.

– Переоденемся? – предложила Лона. – Я первая выйду!

Карл Мюллер выглянул в коридор. Редкие соседи стояли у окон кто в чем, кто в спортивных костюмах, кто в пижаме. Спортивного костюма с собой у Карла не было, он не признавал молодежную моду. Когда Лона вышла, Мюллер сначала хотел одеть хлопчатобумажный, светлый костюм и брюки, но потом раздумал. У него есть отличная пижама, легкая из шерсти ламы, расшитая индейскими узорами. Привезена из Лимы. Облачившись в нее, он уступил купе Лоне.