Три дня спустя Нессельроде сообщил министру внутренних дел, одному из учредителей литературного общества «Арзамас», давнему знакомому Пушкина графу Д. Н. Блудову: «Милостивый государь, я имел счастие докладывать государю императору о дозволении титулярному советнику Пушкину отыскивать в архивах Министерства иностранных дел материалы для сочинения истории императора Петра I. Его императорское величество, изъявив на сие высочайшее соизволение, повелел при том, чтобы из хранящихся в здешнем архиве дел секретные бумаги времен императора Петра I открыты были г. Пушкину не иначе, как по назначению вашего превосходительства, и чтобы он прочтением оных и составлением из них выписок занимался в Коллегии иностранных дел, и ни под каким видом не брал бы вообще всех вверяемых ему бумаг к себе на дом. О сей высочайшей воле, вменяя себе в обязанность уведомить ваше превосходительство, для зависящего от вас, милостивый государь, во исполнение оной распоряжения, имею честь быть и т. д.»[41]
Для полноты представления о бюрократических процедурах, через которые прошел Пушкин, чтобы получить доступ к архивным документам, приведем письмо министра юстиции Д. В. Дашкова графу Нессельроде от 21 февраля 1835 года: «Г. генерал-адъютант граф Бенкендорф от 2 сего Февраля сообщил мне о высочайшем его императорского величества повелении касательно допущения камер-юнкера Александра Пушкина в архив Правительствующего сената для прочтения дела о пугачевском бунте и составлении из оного выписки; но поелику дело сие, как секретное, на основании правил, данных в руководство временной комиссии разбора дел архивов Сенатского и бывшего Государственного, должно быть передано в учрежденный при Министерстве иностранных дел государственный архив, то я входил о сем с всеподданнейшею к государю императору запискою. На сие г. статс-секретарь Танеев от 17 сего же месяца уведомил меня, что его величество, рассмотрев означенную записку мою, Высочайше повелеть соизволил: дело о пугачевском бунте в 8-ми запечатанных пакетах передать в настоящем виде в учрежденный при министерстве иностранных дел Государственный архив и вместе с тем уведомить ваше сиятельство о последовавшем высочайшем соизволении, чтобы камер-юнкер Александр Пушкин был допущен к прочтению помянутого дела и составлению из оного выписки. О таковом Высочайшем повелении я имею честь уведомить вас, милостивый государь, присовокупляя, что к исполнению оного повеления касательно передачи помянутого дела сделано надлежащее с моей стороны распоряжение и сообщено графу Бенкендорфу для объявления камер-юнкеру Пушкину»[42].
Читать бумаги и делать из них выписки, «касающиеся до царствования Императора Петра Великого и из дел о бунтовщике Пугачеве» камер-юнкеру Пушкину разрешалось в специально для этого отведенной комнате на последнем этаже здания Главного штаба. После гибели Александра Сергеевича 10 февраля 1837 года граф Нессельроде получил от Бенкендорфа письмо, в котором говорилось:
«Приемлю честь покорнейше просить ваше сиятельство, не благоугодно ли будет вам приказать доставить ко мне ведомость всем бумагам, документам и рукописям, кои из разных архивов чрез посредство вашего сиятельства были выданы покойному камер-юнкеру двора его императорскаго величества Пушкину»[43].
Шеф жандармов торопился узнать, какими сведениями располагал убитый поэт и какие выписки из архивных документов искать среди его рукописей. «Приказав тотчас после смерти поэта опечатать его бумаги, — пишет И. Л. Фейнберг, — Николай I затем повелел представить ему «все рукописи, касающиеся до истории Петра Великого»[44]. Проработав почти шесть лет в архивах, Александр Сергеевич сделал массу выписок из документов, полагая часть из них поместить в «Историю Петра». Все они исчезли, и следов их пока не обнаружено, возможно, среди них были и документы, касавшиеся Ганнибала.
Николай I, прочитав подготовительные рукописи «Истории Петра», запретил их печатание[45]. Лишь в 1938 году этот неоконченный труд Александра Сергеевича впервые увидел свет.
Получив доступ в архивы, Пушкин твердо знал, что ему требуется отыскать, об этом свидетельствует его письмо Поленову:
«Милостивый государь,
Василий Алексеевич.
Честь имею обратиться к вашему превосходительству с покорнейшею просьбою.
Государь император изволил мне приказать распечатать дело о Пугачеве для составления исторической выписки. В осьми связках, доставленных мне из С. п-аго сената, не нашел я главнейшаго документа: допроса, снятаго с самого Пугачева в следственной комиссии, учрежденной в Москве. Осмеливаюсь покорнейше просить ваше превосходительство дабы приказали снестись о том с А. О. Малиновским, которому, вероятно, известно, где находится сей необходимый документ.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть
милостивый государь,
вашего превосходительства
покорнейшим слугою
28 Августа 1835. СПБ»[46].