Абиссинские хроники XIV— XVI вв.

XLIV. На 7-м месяце от аллилуйя, в 7044[237] от сотворения мира, на 12-м году царствования того, о ком повествуется, в 1542 г.[238] от воплощения господа нашего Христа, ему же слава, в 1200 г. мучеников[239] и в 950 г. мусульман, на шестой неделе святого поста, когда солнце было в знаке тельца, поднявшись на десять из великих ступеней, царь Клавдий поставил главой избранных иереев иерея великого Афава Денгеля и наполнил ему руку, возложив на него царский венец из чистого золота с разными драгоценными камнями, и облачив в царскую одежду, и украсив всем убранством царства. Он дал ему садиться на коня, на котором он ездил сам, и выезжать из царской палатки, когда износится табот.[240] И для ковчега завета божия, названного во имя владычицы нашей Марии богородицы он совершил все потребное. Он озаботился каждением и приношением, вином, елеем, завесой и богослужебными книгами и всею утварью дома священия. Да воздаст ему Христос спас наш в Иерусалиме небесном!

XLV. В сей день, в понедельник, второй день сотворения мира, исшел из дворца табот, названный именем Тадбаба Марьям, и протопресвитер патриарх; нес этот табот на голове авва Иоанн, изрядный по всяким доблестям духовным, настоятель обители Дабра Либанос, матери монастырей эфиопских. И царь вышел со всем воинством своим и провожал их со славословием, величанием и прославлениями. Табот направился к месту, украшенному для него трудами аввы Петра митрополита, который служил литургию по архиерейскому чину св. Марка. Вся история церкви и отделенных для нас областей описана в Книге пророков.[241]

XLVI. После этого в первую субботу,[242] накануне праздника осанны он начал войну с людьми Гамбо и была у него победа. Здесь он затем оставался до пятой субботы пятидесятницы,[243] и в эти дни продолжал действия в Гамбо и покорил все народы окрестные; некоторые подчинил, как рабов и рабынь, на другие наложил подати.

XLVII. Потом он вернулся в свой зимний дом, когда солнце вступило в пятый знак.[244] Возвратившись, он застал пять знатных мужей, посланных от царя Португалии,[245] с пятью дивными дарами, посланными их царем: золотой чашей, пурпурной подушкой, ковром, сотканным из золота и шелка. Приняв это, Мар Клавдий не превознесся духом, но все величие отнес к богу преславному и вышнему. Послов же он принял хорошо и определил им все, как подобало, и они не имели недостатка ни в чем из того, что хотели. В этом зимнем доме, наиболее известном в земле Кара'аб, он провел зиму, радуясь и давая радоваться своему народу. Здесь он замыслил воевать с народами земли Гумар, которые восстали против него пять месяцев назад.

XLVIII. Когда пришла зима, в девятом месяце, месяце Кислеве, начал он войну с людьми Вагама, которые оказывали содействие людям Гумара. И победив их, он пошел войной на народы, что в Гумаре. В войне с ними он провел три месяца. Потом, когда положение их сделалось стесненным и они не могли спастись от руки его, хотя бы взошли на вершину высокой горы или заперлись в крепости, или возвели своих детей на вершину Кармила, или вошли в дом из камня, они предали себя в его руки, не допуская того, что он воздаст им за прежние деяния, ибо известно и явно было его милосердие всем и всюду. Все его деяния и все речи, бывшие в Гумаре, описываются впервые.

XLIX. Тогда же он воевал с другими многими народами и покорил их и окончил все дела к концу 7-го месяца, потом возвратился в замок, о котором уже известно, радуясь и веселясь добыче. Большую часть добычи он дал, как установлено, Богу преславному и вышнему, давал милостыню бедным и убогим и сделал вклад в упомянутую церковь и другие.

Снова скажем здесь о добродетелях Мар Клавдия, да будет над ним мир! Во все время своего царствования он не спешил убивать никого. Если кто-либо убивал другого и его предавали суду, он судил справедливо и нелицеприятно. Если «отец крови»[246] этого человека хотел умертвить его, он выкупал его у него смиренным словом и платя выкуп по его требованию. Если кто-либо из язычников или мусульман был захвачен на поле битвы и приходил к нему, то бывал уверен, что спасется от смерти. Он не смотрел на пороки других, не слушал рассказов против того, кто далеко, не принимал обвинений. Он никогда не бил и не сердился постоянно, но народы трепетали его молчания без гнева, а если и гневался, то не заходило солнце во гневе его.[247] Он не враждовал с человеком за его грехи и не пренебрегал праведным. Он читал божественные писания и, дойдя до деяний мучеников,[248] захотел подвизаться подобно им. Он молился к владычице мира, говоря: «О владычица моя, не щади моей плоти от поругания, но сотвори дело, украшающее мою душу». Это слышал из уст его один из евнухов, который рассказал нам, поклявшись именем великим и святым.