– Это мы и делали. Если он поинтересуется, мы именно
печенюшки всю ночь напролет.
Смеясь, Сэм взяла его за руку и потащила в дом.
– Мы собираемся завалиться ненадолго, – сообщила она Селии. – К вечеру должен
вернуться Фредди. Если мы отключимся, разбудишь нас, когда он появится?
– Конечно, дорогая. Может, вы двое что-то перекусите?
– Не думаю, что смогу еще что-нибудь в себя впихнуть, – погладила себя по животу
Сэм.
– Я тоже, – заверил Ник. – Но все равно спасибо. – Он заглянул в кухню, где еще
сидел Скип, поглощенный чтением закона об иммиграции. – Если вы забудете упомянуть
шефу Холланду, что я наверху, то будет здорово. Буду в долгу.
Селия засмеялась и махнула им, чтобы шли наверх.
– Подумаю, что смогу сделать.
Чувствуя себя подростком, прокрадывающимся в комнату девочки, - чего никогда не
делал в прошлом, – Ник последовал по лестнице за Сэм.
Она закрыла дверь в спальне и стянула свитер.
Ник поморщился при виде синяков на груди Сэм. Если бы у него не перехватывало
дух, то смог бы насладиться, наблюдая за раздеванием.
– Я соглашался на сон. Но не подписывался на стриптиз.
– Ты же хочешь, чтобы я поспала?
– Угу.
Она высвободилась из джинсов и трусиков и подошла к Нику: во взгляде сквозила
настойчивость.
– Голой мне спится лучше.
Ник отступил на шаг и натолкнулся на стену.
– Он узнает. Будь у меня малышка-дочь, вроде тебя, я бы поставил в ее спальню
«жучки», чтобы быть уверенным, что парни, вроде меня, туда не проникнут. – Не решаясь
отвести взгляд от ее лица, добавил: – Когда Скип узнает, что я наверху с его дочкой – его
красивой, сексуальной, голой дочкой – то позовет своих приятелей-копов. И они утащат
меня в темный переулок и повыдергивают мне руки и ноги, а потом бросят то, что
осталось, в Потомак.
Смеясь, Сэм запустила руки ему под джемпер, задрала вверх и сняла через голову, по
ходу дела захватив Ника, беззащитного, врасплох, потеревшись носом о его соски. От
всего этого Ник напрягся, как струна.
– С таким воображением тебе стоит податься в писатели.
Ник безвольно держал руки по швам. Может, если он не оставит на ней отпечатков,
удастся уйти живым.
– Ты и вправду думаешь, что сможешь мне сопротивляться? – спросила Сэм, осыпая
поцелуями Ника от подбородка до ключицы и при этом прижимаясь к нему грудью.
– От этого зависит моя жизнь.
Губы заскользили по его груди к животу.
– Все эти крутые разговоры прежде… - Сэм расстегнула ему джинсы, стянула вниз и
встала на колени. – Наверное, я все-таки сделаю из тебя свою комнатную собачку.
Чувствуя, к чему все идет, Ник попытался уклониться.
Одним резким движением, которое и напугало, и возбудило его, она пригвоздила его
к стене.
– Сэм…
когда ее жаркий рот сомкнулся вокруг него.
– Нравишься, – шептала она, совершая круги языком, доводя Ника до
головокружения. – Точно нравишься.
Между его лопаток катились капельки пота, собираясь в струйку.
– Твой отец
Она еще исхитрялась смеяться, пока ласкала его. Настойчиво и упорно ласкала.
– Боже. – Ник тяжело дышал, едва выдерживая жар ее рта. – Сэм, милая, иди сюда.
– Так ты готов сейчас заняться делом?
– Угу. - Он помог ей встать, поднял и вошел в нее одним плавным движением. – Черт,
мы ведь живем лишь раз?
Сэм ахнула от толчка.
– Все в порядке? – спросил он.
Она обхватила его руками, Ник чуть застонал, когда Сэм задела шишку у него на
затылке.
– Да, – выдохнула. – Не останавливайся.
Если ему суждено быть задушенным, то пусть это будет между впечатляющих грудей
Саманты Холланд, пахнущих жасмином и ванилью. Нежно поцеловав синяк, Ник
направился вместе с Сэм, осторожно, поскольку вокруг лодыжек все еще болтались
джинсы, к кровати и опустил на нее свою женщину.
– Ник.
– Что, милая?
– Быстро. – Она вцепилась в него. – Хочу быстро.
Сердце Ника вздрогнуло, и пришлось закусить губу, чтобы прямо здесь не кончить.
Помня, что Сэм любит пошуметь, он запечатал ей губами рот, пока давал в полной мере
то, что она желала. Было ли что-то лучше этого? Нет, никогда. Во веки веков. Крутая и
мужественная в работе, здесь, с ним, она была сама женственность – теплая, нежная,
благоухающая женщина. Ее стон прокатился по ней эхом и проник в Ника в то мгновение,
когда она кончила.
Он заглушил ее крики, или, по крайней мере, надеялся, что заглушил, перед тем, как
последний раз резко войти и дать себе волю.
Глава 24
Фредди долго стоял перед двухэтажным домом Патриции Дональдсон, пытаясь
представить, как задать ей все необходимые вопросы, но зная, что потребуется много
времени, чтобы преодолеть тошноту, которая находит на него, когда приходится
спрашивать людей об их частной жизни – особенно касательно постели.
Возможно, будь у него своя сексуальная жизнь, он так бы не смущался, когда
вынужденно спрашивал, что делают люди в своих спальнях. Его растили христианином, к