Аарон

Ее глаза закрыла плотная темная ткань. Зачем? Для чего?

— И еще я повешу тебе на шею кулончик — тоже не снимай.

— А для чего кулончик?

Думала, не ответит, но Аарон отозвался сразу же:

— Это — пропуск на другой уровень.

— Другой уровень? — ее восторгу не было предела. — Какой?

— Не скажу. Сама все увидишь. Ну, что, готова? Тут недалеко, но повязку не снимай.

— Я помню.

Сердце Райны колотилось быстро — быстро. Ее что‑то ожидало, что‑то — она была уверена — восхитительное.

И вновь тряска машины; пробирались по ямам колеса внедорожника. В какой‑то момент дорога выровнялась, и автомобиль разогнался вновь.

— Приготовься.

— К чему?

Райна все равно ничего не видела, но через несколько секунд почувствовала, как прямо сквозь ее тело прошла упругая энергетическая волна — межуровневый порог. А после по крыше тут же заколотил дождь.

— Ух ты! Мы куда‑то въехали?

— Да, — спокойный уверенный голос рядом. — Осталось уже недолго. Потерпи.

— Терплю, терплю.

От предвкушения неизвестного Райна ерзала на сиденье.

(Jean‑baptiste maunier & clemence — Concerto pour deux voix)

— Выходи.

Дождь почти перестал; пахло мокрой пылью, сырой землей и еще дымом заводских труб. Запах почему‑то казался Райне смутно знакомым.

— Уже можно снимать?

— Подожди.

Ей помогли выйти из машины, провели несколько шагов под руку, попросили остановиться.

— Теперь снимай.

— Где мы?

— Сними повязку. И все поймешь.

Она поняла. И тут же лишилась дара речи — они были в Девенпорте, на Восьмом. Стояли перед тем самым домом, который она когда‑то рисовала на картине, который помнила, как ей казалось, до последней детали. Оказывается, помнила не так хорошо, как думала, а теперь, почти неспособная дышать от нахлынувших чувств, стояла и рассматривала одноэтажную, чуть покосившуюся хибару с серыми стенами, коричневой деревянной дверью и плоской крышей.

На этот раз без снега.

— Я не смог вернуть весну, прости, — тихо произнесли рядом.

Аарон стоял так близко, а она даже не могла к нему повернуться — во все глаза смотрела на то место, в котором они когда‑то жили бок о бок, в котором коротали дни. Почти незнакомые друг другу — случайно встретившиеся в круговороте людских судеб, перемен и событий.

Пыльные окошки — крайнее треснуло в углу, — крыльцо с тремя ступенями — она постоянно убирала на нем снег. Сметала в сторону и ставила веник у стены. Веник, состоящий из максимум десяти соломинок…

— Это же… наш дом.

И не увидела, как тот, кто стоял рядом, сглотнул при слове "наш". Лишь кивнул, глядя туда же — на крыльцо.

— Зайдем внутрь?

— А можно? Разве здесь не живет никто другой?

— Нет. Этот дом числится за мной — так получилось.

Райна боялась, что не сможет сделать и шага — так сильно растрогалась при виде столь долго хранимого в памяти места. Слишком ценного, чтобы его когда‑нибудь забыть.

Да, нет свисающих с крыши сосулек, и строительных кранов на фоне стало три вместо двух. А так, все то же самое. Один в один.

— Хочешь зайти?

— Хочу. Очень хочу.

Райна, словно сомнамбула, двинулась вперед.

Все осталось тем же самым и внутри — полутемная крохотная прихожая, рваная тряпка, о которую они когда‑то вытирали подошвы, на полу. И тапки. Эти знакомые ей до каждой трещинки разношенные мужские лодки — тапки она не обула — села на корточки и взяла в руки. Черт, оказывается, нарисовала идущие по краю нитки не тем цветом — значит, что‑то все‑таки забыла, — когда‑нибудь исправит…

— Аарон… спасибо.

Не было слов — одни чувства.

То же самое продавленное кресло в гостиной — она читала в нем дешевый женский роман; стоящий у стены шкаф со странными книгами, стопка пыльных журналов сверху. Наверное, на кухне до сих пор стоит на столе чашка с идущей вдоль ручки трещиной.

— Спасибо…

Ее спальня. С узкой кроватью и тем же самым темно — вишневым видавшим виды покрывалом сверху. На обратной двери наклейка — ее Райна прилепила самостоятельно. Разозлилась, когда пришлось спрятаться в комнатушке от гнева хозяина этого "пентхауса", и отомстила — пришлепнула сверху найденный в жвачке стикер с целующейся парочкой.

— Это я… это сделала я. Ты знал об этом?

Он стоял за спиной и улыбался.

— А я не стал отдирать.

— Почему?

— А зачем?

Они какое‑то время стояли и смотрели друг на друга — люди из далекого прошлого. Другие. И те же самые.

— Я хотел бы попросить тебя кое о чем.

— О чем?

— Испеки мне торт.

— Торт?!

Райна уже много лет не пекла торты — никакие. Ни вафли, ни пирожки, ни булки. Вообще не подходила к плите целую вечность.

— Аарон, я… не помню рецепты.

Стыдно; голос хрипит. А он в ответ улыбается.

— Мне плевать. Пусть получится горьким, горелым и совершенно не вкусным. Просто испеки.

"Ладно?" — спросили его серые глаза.

"Ладно", — качнулась в ответ темноволосая голова.

— А я пока побуду в кабинете. Покурю.

Райна улыбнулась.

— Покури.

Может, дурочка, но ей нравился дым от его сигарет.

*****