Аарон

Поразительно — он купил продукты. Все и даже больше: яйца, муку, молоко, сахар, кефир, масло, ванильный порошок, тертое какао, шоколад… И она, как в старые добрые времена, вдруг ощутила вдохновение. Да, полная разруха за окном — индустриальный грязный город, — да, тесная и неуютная кухня: клетчатая скатерть, всего одна поварешка, три ложки и две гнутых вилки в шкафчике. Старенький чайник с треснувшим стеклом — шкалой, грохочущий, словно паровоз, холодильник. Пустой.

Райна смеялась. Райна парила по кухне — королева тортов, она пребывала на седьмом небе от счастья. Замешивала тесто для коржей руками — какой, нафиг, блендер? Они о таком во времена совместной жизни здесь не слышали. Какой кухонный комбайн? И пусть. Главное, случайно нашелся в выдвижном ящике ее нацарапанный бог знает когда любимый рецепт шоколадного торта; главное, работала духовка.

*****

Аарон сидел в кресле, в котором не сидел уже очень давно — вечность. В кожаном, неудобном, протертом на седушке, с разболтанной под локтем ручкой — когда‑то он и его считал роскошью; плыл под потолком полупрозрачный дым от тлеющей в пальцах сигареты.

Какой тесный кабинет, какая ужасная обстановка. А ведь он был всем доволен, был счастлив.

Он был счастлив и теперь. Совсем по — другому — как вернувшийся в самый лучший момент своей жизни дед.

Канн вдруг подумал о том, что был бы счастлив стать этим самым дедом — с ней, с Райной. Если бы здесь, как в мире Бернарды, шло время, он ценил бы каждый прожитый вместе день. С бабкой — Райной. И плевать, что они стали бы морщинистыми, дряблыми и ветхими, — знал, они сохранили бы главное — взаимную любовь.

Совсем не старая еще и не дряблая Райна в этот момент порхала по кухне — что‑то бряцало, плескалось, передвигалось, переливалось из одной емкости в другую. Пахло ванилью.

Как в старые добрые… — тепло, здорово.

Идея о том, чтобы привезти ее сюда, посетила его накануне. И да, пришлось побегать, чтобы все "срослось", — навестить Дрейка, получить разрешение на переход для мисс Вильяни, забрать для нее кулончик, смотаться в Девенпорт, собственноручно отдраить эту хибару — придать ей более — менее приличный вид, ничего при этом не изменив.

Как хорошо, что дом остался за ним.

Он в жизни никогда не орудовал ни веником, ни тряпкой, а тут научился — сновал по комнатам, словно енот — полоскун, — подметал, протирал, мыл, вытирал. Хотел, чтобы ей понравилось — чтобы зашла, а здесь все, как раньше, — не затхлость и горы пыли, а вполне себе жилое помещение.

На уборку ушло почти три часа, но он успел. Сгонял сюда, вернулся в Нордейл, помылся, переоделся, вовремя прикатил к доктору, встретил свою "мисси".

Осталось совсем немного — торт и чай. А потом он вернется в кабинет, дождется, пока она зайдет.

В том, что Райна зайдет в кабинет, Аарон не сомневался — всегда заходила, — слишком любопытная, слишком любознательная, слишком… чудесная.

Зайдет. А он ее дождется.

*****

Удивительно, но торт удался.

Не шедевр, но вполне съедобный бисквит, пропитанный ванильным кремом, а сверху шоколадная крошка. На кухне тепло, почти жарко; за окном умывал серый город дождь — катился по стеклам струйками, стучал по жестяному подоконнику.

Канн ел молча, совсем как тогда. Умял выложенный Райной на блюдце кусок за пару минут, попросил добавки. Съел второй и лишь тогда поднялся из‑за стола. Поблагодарил, вышел из кухни.

Райна ликовала.

Как будто и не было всего того, что произошло с ними после, как будто они всегда были здесь, в Девенпорте, и никуда отсюда не уезжали.

Стив залечил ее тело, Аарон душу.

Безвозвратно исчезла печаль, скрылась за горизонтом тоска, оставив после себя место для спокойной тихой радости — чудесный день, совершенно чудесный.

Способная купить самый дорогой фарфор мира, она с непередаваемым наслаждением пила чай из старой кружки с трещиной. Нет, такое не купишь ни за какие деньги — свои собственные воплотившиеся в жизнь воспоминания.

В какой‑то момент вплелся в кухонный запах сигаретный дым; Райна улыбнулась.

Все, как тогда. Совсем — совсем как тогда.

Она допила чай, ополоснула кружку, поставила ее на законное место и отправилась путешествовать по дому — до дрожи в коленках хотелось снова все вспомнить, увидеть, потрогать, ощутить заново.

Блеклые шторки на окнах в прихожей, заброшенные на полку зимние шапки — среди прочих она увидела ту, в которой выскакивал на улицу Аарон, — натягивал ее на ежик из коротких волос, плотнее запахивал воротник; в углу отыскалась и куртка, в которой он когда‑то приехал ее "встречать" возле заброшенного театра…

Осматривая, притрагиваясь, вдыхая запах старых досок, сырой штукатурки — в углу протекала крыша — и протертых паласов, Райна улыбалась. Долго стояла возле шкафа с книгами, которые когда‑то пыталась читать, — еще, помнится, удивлялась их тематике, — после стояла у окна. Той весной за ним высились потемневшие сугробы.