аа

А потом спросила меня о том же. И я сказал, что не могу ответить, потому что не люблю ее. Вторая большая ложь в моей жизни, такое вот жирное, благородное семя, которое так и не проросло в то, на что я рассчитывал. Я попытался поцеловать ее на прощание, просто в щечку, но она залепила мне пощечину по онемевшей стороне лица. Я до сих пор это чувствую, словно инструменты стоматолога вонзаются в щеку, накачанную лекарствами.

Той ночью я уехал и больше в родной городок не возвращался. Сбежал в соседний город в часе езды – только туда смогла доехать на половине бака моя «корсика». Но это был город с громадным торговым комплексом и забегаловками раза в три больше, чем «У Гари». С таким же успехом я мог улететь на Луну.

* * *

Узнав о смерти Эрика, я выбрал себе новый книжный, не такой раскрученный, без огромной секции «для детей» и полок с видеодисками. Меньше народа, больше пыли и сырости, на книгах цена проставлена вручную, синими чернилами на крохотных белых этикетках.

В первый же день меня обозвала чудовищем маленькая девочка. Она еще не знала, что молчание – золото. Не имела понятия о невинной лжи, в отличие от низкой лжи, которая лишь провоцирует смущение и злобу. Девочка, уставившись на меня, держала за руку свою мать, и я улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. У девочки были каштановые кудряшки, неполный комплект молочных зубов и огромные голубые глаза. Мы молчали – девочка, ее мама, я – и безумно долго смотрели друг на друга. Выражение лица девочки напомнило мне о Джули: ее имя застряло в горле, так и не вырвавшись наружу, воткнулось как лезвие бритвы. Ребенок спросил у матери, чудовище я или нет. Та пробормотала «извините» и словно нашкодившего щенка вытащила дочь из прохода, а потом на улицу.

Я был уверен, что стою, обернувшись изуродованной стороной в угол магазина. Но, похоже, мои шрамы выбрались из своего укрытия, а я и не заметил, старательно отгораживаясь от правды, которая окончательно заставила меня повзрослеть. Дети обычно режут правду‑матку. Возможно, эта девочка увидела перед собой чудовище и сразу его узнала.

Я смотрел в книгу, не понимая ни единого слова, не замечая ни единой картинки и снова ощущая на себе проницательный взгляд. В плоти лица нарастал зуд, настоящий зуд, будто от зреющего фурункула или от укуса комара на потной лодыжке под носком во время игры в ночные салки. Я зачесался до хруста под ногтями и поразился, когда капельки крови закапали на книгу у меня руках.

В магазине был только продавец. Он писал что‑то за прилавком, погруженный в свое занятие. А я перелистывал страницы, пока не перестала капать кровь.

Брендон ТицДиета

По пятницам подколки еще терпимы.

(9:37) Доктор Варден:

– Скажи‑ка, Притчард, если я соберусь с духом и потянусь у тебя под носом за печенюшкой, мои пальцы будут в очень большой опасности?

(13:03) Доктор Гринт:

– Будешь налегать так на «Биг Монтана», сама станешь как сэндвич.

(13:55) Медсестра Фаулер:

– Отлично, звоните в бюро патентов. Я всегда мечтала о телефонном аппарате за три сотни баксов, от которого воняет картошкой фри.

Сегодня ровно три недели с тех пор, как по почте пришло приглашение.

Восемнадцать дней назад я оформила заказ, который потребовал переводить с испанского и пересчитывать песо в доллары, – и вот впервые за долгие годы улыбаюсь, услышав в трубке противный голос моего квартировладельца.

– Мисс Миранда, вам пришла посылка.

Меня обдает волной облегчения: слава богу! Потому что ни номера отслеживания, ни кода подтверждения, ни горячей линии по работе с клиентами – ничего не было.

– Два сэндвича «Биг Монтана», две большие картошки фри, – заказываю я с кредиткой наготове.

– О‑о‑очень странно пахнет, мисс Миранда, – нудит он по телефону, с подозрением принюхиваясь. – Как уборная.

– А вообще, добавьте еще «Монтану», – подмигиваю я кассирше, не в силах сдержаться. – Вдруг муж вторую захочет.

Тощая оборванка переводит взгляд с моего лица на живот и явно не клюет на отмазку. Надо было ехать в автокафе.

– Тут все по‑мексикански, – продолжает квартировладелец. – Вы говорите по‑мексикански?

– Да, мой сладкий, я уже скоро, – отвечаю я и захлопываю телефон.

(13:59) Медсестра Фаулер:

– Ну, есть и хорошая новость: я сэкономлю на диетическом тотализаторе. Честно говоря, я думала, ты четыре дня на Аткинсе протянешь, но доктор Кесслер, жулик такой, заказал в приемную французскую сдобу. – Она недовольно стонет. – Как ты могла купиться на сконы?! Ты, если подумать, должна мне полсотни.

Это не шутка.

И далеко не первая моя попытка.

(14:01) Медсестра Фаулер:

– Хотя между нами, девочками, я даже рада, что ты завязала с той ерундой.

Она имеет в виду нелепую попкорновую диету.

Другие минималистские режимы питания включают йогурт, чернослив, салат и сырные кубики. Выбери один вид еды и держись его – до конца своей жирной, ничтожной жизни.

«Объявляю вас мистером и миссис Грейпфрут».

Доказано, что все эти методики не срабатывают в девяноста семи случаях из ста.

Медсестра Фаулер убирает за ухо черную шелковую шторку волос (на руке сверкает скетинг‑ринк в семь карат) и сладко шепчет: