аа

Мой план требовал немедленного и решительного воплощения. Я знал, что в конце меня ждет полное фиаско, но надеялся до того прожить другую жизнь – не идеальную, но все же лучшую, чем сейчас, своего рода жизнь после смерти меня нынешнего. Да, Икар упал на землю, когда слишком приблизился к солнцу, но то было славное падение. Только представьте себе эту картину – опаленные крылья, бессильно трепещущие в облаке искр и пепла за миг до начала долгого и фатального снижения. Пожалуй, мой последний полет обещал быть не менее грандиозным.

* * *

Инсценировать кражу со взломом не составило труда. У меня в доме был кабинет, куда я складывал все свои печатные материалы, личные и рабочие, – своего рода архив. Там хранились экземпляры всех книг, к которым я писал аннотацию (за двадцать лет их скопилось более четырехсот), а также мои рукописи, аккуратно упакованные в большие коробки. Плоды литературных трудов за всю жизнь – моя душа и моя суть, перенесенные на бумагу.

Все материалы были перечислены в моей страховке, и в случае их потери или кражи я мог подтвердить, что в кабинете действительно содержались тысячи и тысячи печатных страниц. Нигде не указывались конкретные названия, однако неоспоримые доказательства пропажи было легко предъявить.

Я с остервенением громил кабинет, не пропуская ни дюйма. Открывал каждый ящик и каждый шкафчик, вываливал содержимое на пол, сбрасывал со стены дипломы и рвал в клочья письма от телефонных и кабельных компаний. Наконец архив был полностью разорен. Я вынес все ценное, в основном рукописи и сценарии, в контейнер за городом, и заявил в полицию о взломе. Затем сделал еще три звонка – в страховую, в местную газету и в новости Шестого канала.

На следующий день первую страницу «Орегониана» украшал крупный заголовок: «Ограблен дом писателя. Знаменитый отшельник впервые нарушил обет молчания».

Спустя несколько часов мой дом был окружен телевизионными фургонами с тарелками на крышах, а лужайка опутана кабелями.

Пока операторы настраивали оборудование, загримированные корреспонденты репетировали текст. Хотя все действо происходило от меня в двух шагах, я предпочел наблюдать за ним по телевизору.

– Помимо своих романов, писатель‑затворник Дон Свонстром знаменит тем, что тщательно оберегает свою личную жизнь от посторонних, – говорил человек в желтом дождевике с эмблемой Двенадцатого канала. – Все изменилось вчера вечером, после того как в дом писателя проник грабитель – судя по всему, сумасшедший поклонник, – и похитил труды автора за последние несколько лет, а также несколько неоконченных романов.

– Украдены все до единой записи, сделанные рукой автора, вплоть до обрывков бумаги. Все телефонные счета и конверты, на которых присутствовал его творческий псевдоним, – сообщала блондинка, безуспешно откидывающая волосы с лица. – При всей своей трагичности, утрата побудила Свонстрома нарушить многолетнее молчание. Он обратился к похитителю с просьбой вернуть его работы и сохранить его семье право на личную жизнь. О дальнейшем развитии событий слушайте в наших выпусках.

В жизни все преходяще; я знал, что буду оставаться в центре внимания прессы не дольше недели. Пока фальшивые декорации не развалились и правда не вышла наружу, нужно выжать из ситуации максимум. Я с тревогой ожидал реакции настоящего Свонстрома. Почему‑то мне казалось, что он живет в бункере и кропает свои романы в полной тишине, вдали от хищных глаз. В том, что он не оставит мой демарш без ответа, я ни секунды не сомневался.

Ближе к вечеру, в разгаре третьего интервью, когда я в очередной раз объяснял, почему решился появиться на публике, и жаловался на душевнобольных поклонников, одержимых идеей отыскать кумира, мой адвокат Келли Дэвис шепнул мне на ухо, что Свонстром через литературного агента обвинил меня в мошенничестве.

Я предвидел этот шаг и ничуть не удивился, ведь в эпоху компьютеров, баз данных и электронных документов игра не могла продолжаться вечно. Однако сбор информации требует времени, а сделать сенсационное заявление можно за несколько секунд, мгновенно собрав толпы журналистов. Они ни за что не упустят горячую новость, даже откровенную фальшивку. Гораздо проще отозвать публикацию с извинениями, чем ждать весомых доказательств. Мир вращается с головокружительной скоростью, и для выживания все круглосуточные агентства новостей порой вынуждены распространять непроверенную информацию.

И репортеры, и я знали одно: даже если история с ограблением окажется уткой, у нее непременно будет продолжение. Аудитория захочет знать, что я за человек и почему выдавал себя за знаменитого писателя‑мизантропа.

После каждого массового убийства в Америке во всех новостях неделю говорят только о жертвах, и только потом акцент смещается на преступника. Это естественная эволюция интереса публики. Только узнав истории погибших, мы задаемся вопросом, кто же лишил их жизни.