a6d7bdf5-a541-4ddf-adb9-b1e35a8a6b16

лестнице, а не вниз, и оказалась в комнате с гитарами и роялем.

Я медлила возле двери, уставившись на рояль. Это был Стэйнвей5, и он был

великолепен — черный и гладкий, и изогнутый. Из-за лунного света, проникающего в окна,

он выглядел призрачно и таинственно. Мне хотелось прикоснуться к нему. По какой -то

причине, в тот момент мне казалось это недопустимым.

В этом не было смысла.

"Глупая, это же просто рояль", подумала я. Но отбросила эти мысли, потому что они

были слишком рациональными. Вместо этого, я приняла ощущение волнения. Этот поступок

— придти сюда среди ночи, чтобы прикоснуться и сыграть на рояле, взволновал меня,

поскольку это чувствовалось запретным. Пусть это было бы опасным, хотя на самом деле это

было не так, потому что из-за этого мое сердце билось сильнее, дыхание ускорялось.

Закрыв за собой дверь, я на цыпочках подошла к инструменту. Сев на скамейку, я

вздрогнула, когда она скрипнула под моим весом. Положив пальцы на клавиши из слоновой

кости, я закрыла глаза. Необъяснимо, иррационально, они чувствовались теплыми на ощупь,

мягкими и гладкими.

Потом я начала играть.

Для начала я сыграла несколько композиций по памяти: Шопен, Бетховен, Штраус

— после чего, сымпровизировав, сыграла джазовую версию "Пианиста" Билли Джоэля.

Потом композицию собственного сочинения, медленную и мрачную, у которой не было

начала и конца. Это была бессмыслица, потому что я начала с середины, а каждый знал, что

в песне должно было быть начало и конец.

У моих недостатков был здравый смысл и установленные нормы, что также

ощущалось запретным и опасным. Опасным, потому что это были изменения. Изменени я

5 Всемирно известная компания — производитель фортепиано. Рояли "Steinway&Sons" известны своим мягким

и сочным звучанием, а также достаточно большим сопротивл ением клавиш клавиатуры .

48

Накал Страстей

Пенни Рейд

меня. Я чувствовала, что изменилась, причем коренным образом, когда начала играть все в

басовом ключе.

Это была моя песня.

Ну и что, что у нее не было начала и конца? Ну и что, если это была бессмыслица?

Что с того?

Она была моя, и недостаток рациональности делал ее еще более привлекательной. Я

любила ее. Для меня она была красивой.

— Благоразумный, — сказала я в пустую комнату, не спеша двигая левой рукой над

клавишами. — Практичный, рассудительный, обоснованный, рациональный, реалистичный...

— Каждое слово прерывалось аккордом в си минор.

Шуберт говорил: "Относитесь к си минор как к ключу, выражающему спокойное

принятие судьбы", но я использовала его, как боевой клич. Правая рука присоединилась к

левой, чтобы соединить высокие ноты и басы, сладкая мелодия, как крики и вздохи тоски.

Но потом я поняла, что крики шли не от рояля. От меня. Я плакала. Я по-настоящему

рыдала, громко, неряшливо и сердито. Я отдалась этому, и пьеса стала ускоряться, быстрее,

громче, было хорошо отпустить контроль. Как освобождение. Как открытие чего-то

стоящего, но до этого момента погребенного.

Я так не плакала очень давно. Слезы достигли апогея, также, как и песня... И тогда я

больше не смогла играть. Я остановилась на середине строфы, сложив руки на пюпитр,

оперевшись головой и плача.

Хотя это были не обычные спокойные слезы. Они были все такими же неряшливыми

и мокрыми. Неконтролируемыми и неустойчивыми. Неспокойными и раздраженными.

Недовольными. Это были слезы страсти.

Намного ближе, чем хотелось бы, другая версия Кэйтлин Паркер закатывала глаза на

мой спектакль, желая указать на то, что я вела себя слишком чувствительно и по-детски.

Я была в состоянии контролировать ее, потому что я была не ребенком. На самом

деле, наконец-то я уже не вела себя по-детски. Я словно очнулась после глубокого сна, где

важны были только две вещи: быть умной и в безопасности. Я сделала первый шаг, оставив

позади нечто бесконечно пугающее, ради калейдоскопа чувств.

Рука на моем плечи заставила меня подпрыгнуть, ужасно напугав. В шоке я

задержала дыхание, но потом со свистом выдохнула, когда поняла, что это был Мартин. Он

стоял позади меня. Я шумно выдохнула, мое сердце отбивало стаккато, пока я пыталась

успокоиться. Взглянув на него, я указала на очевидное:

— Ты меня напугал.

49

Накал Страстей

Пенни Рейд

Он не ответил. Я плохо видела его лицо, но то, что я смогла различить, — он

смотрел на меня с сосредоточенной страстью. Это... нервировало. Вытерев слезы с щек, я

слегка улыбнулась из-за этого инстинкта, чувствуя себя глупо.

— Даже не знаю, что я здесь делаю, — сказала я, качая головой.

— Паркер, ты сказала, что умеешь играть на рояле.

Я кивнула.

— Ага. Ну да. В основном, я балуюсь.

—Балуешься?

Я сжала губы вместе, жидкие чувства все еще сочились из моих глаз.

— Да. Балуюсь.

— Это не баловство. Это мастерство.

Я вздрогнула от его комплимента, после чего сразу пожала плечами. Я начала