a voice

Я приподнимаю шею и вижу, как из меня торчат грязно-розовые мясистые шланги, на одну из которых падает еще один земляной ком. От боли я откидываю голову назад, бьюсь об землю и просыпаюсь.

– Они забрали Дэнни, – шепчет Райан, сидя около моей кровати.

За окном было темно. До подъема оставалось еще два или три часа.

– Я проснулся от того, что кто-то хлопнул дверьми, а когда поднял голову, то кровать Дэнни оказалась пустой.

Укрывшись с головой, я отвернулся к стене.

– Может, он вышел подышать, – говорю я, пытаясь всмотреться в часы на стене.

– Нет. Я слышал его стоны. Я думал, – сказал Райан, обернувшись. – Я думал, – повторил он шепотом, – что мне это приснилось. Как думаешь, что они сделают с ним?

– Порежут на органы, – сказал я, придерживая живот рукой, – как и нас с тобой.

Оставшиеся два или три часа Райан ходил по квартире, пытаясь просить помилования у Бога. Я понимал, что уснуть уже не удастся и просто лежал, уставившись в потолок. Мне было лень разуверять Райана в обратном, что если бы Бог существовал, мы бы здесь не оказались.

***

Я подхожу к машине, мечтая окончательно не остыть, как мой треугольник. Желудок одобрительно отвечал на тесто урчащим спазмом. «Мяса не будет», – думаю я. Будет всего лишь лук с привкусом отчаяния и ощущением скорой кончины.

Я кидаю взгляд на авто. Выгоревшая до темно-серого черная краска, свисающий в левую сторону передний бампер, неглубокие царапины на водительской двери. В правом верхнем углу лобового стекла раскинулся паук из тонких длинных трещин.

Я подхожу к пассажирской двери, слегка вогнутой внутрь, выталкиваю ее наружу и падаю на сиденье, усеянное кусочками эко-кожи.

– Не обращай внимания. Я только учусь водить, – говорит девушка.

Я кусаю холодный конверт, поддевая лук и кусочек сырной начинки. Перед последней поездкой хотелось бы подкрепиться получше.

– Если захочешь перебить этот вкус, у меня есть тик-так? Хотя с отрыжкой после хачапури ему явно не справиться.

Я смотрю на остатки своего предсмертного пира, отрываю половину и глотаю, едва еда успевает коснуться зубов.

– По мне так лучше умереть голодной смертью, чем есть хачапури Давида. Ты видел его ногти? Он прямо-таки Крюгер на пенсии.

Я пожимаю плечами, пытаясь не подавиться этим вязким слоеным комом.

– Ну и вонь, – говорит она, открывая свое окно.

Девушка делает пару коротких вдохов, морщит лоб, выхватывает остатки еды из моих дрожащих рук и выбрасывает в окно.

– Когда же вы уже перестанете переваривать зверей!

– С- с- сыр, – говорю я дрожащими губами.

– А что на счет лука? Ты разве не знал, что он жарит его на свином сале.

9.

Дэйв садится за кухонный стол, хрустит шеей и достает из кармана маленькие электронные весы. Случай с Микелем стал для всех нас хорошим уроком.

Дэйв кладет на чашу пустой зип-пакетик, обнуляет табло и приступает к контрольному взвешиванию. Он смотрит на меня после каждой выложенной на весы закладки, оттачивая свои навыки психолога.

– Все нормально, – говорит Дэйв, протягивая мне телефон и листок с координатами.

Я выхожу на улицу, вдыхая влажный осенний воздух. Оглядываюсь по сторонам и иду в направлении первой точки.

Ветровка отражает фары машин, люди спешат увернуться от моего громоздкого зеленого бокса.

Я достаю телефон, чтобы свериться с точкой, прикладываю его к уху и растягиваю импровизированный диалог с матерью, которая якобы волнуется за меня.

– Да, мам. Нет, нет. Да, скоро буду.

Говорю громче обычного, понемногу смещаясь в сторону тропинки, ведущей к заброшенной стройке.

– Мам, да скоро буду, мам. Ну что? Ну нет, мам. Мам, не… Только не говори отцу, что я… Нет, мам. Мам!

Свободной рукой я достаю из кармана джинсов сверток, и на землю падает пачка жвачки. Наклонившись, чтобы поднять ее, я слышу шепот, доносившийся из-за стены в десяти метрах от меня.

– Он затих, сэр. Пора?

– Да.

Выпрямившись, я скидываю с себя рюкзак и убегаю, оставив на земле пачку мятной резинки.

Шаги за спиной становились все громче. Один из шептавшихся остался на месте, пока другой гнался за мной.

Люди, столбы, лавочки, урны. Я бегу, не сокращая расстояния. Прыжок полицейского означал бы прощание с сестрой. Запыхавшись, я кричу, что есть сил, взывая о помощи. Кричу, обращая на себя внимание людей. Кричу, обзывая полицейского маньяком. Кричу о том, что меня хотят изнасиловать.

Я больше не слышу его шагов, повисших у меня на плечах. Обернувшись, я вижу, как кто-то преградил полицейскому путь, кто-то ударил его по лицу.

– Держите его! – кричит он, размахивая, наверное, своим жетоном, пока я удаляюсь в подземку.

Метро – живая пустыня. Я забегаю в кишащий муравейник, скидываю с себя ветровку и становлюсь частью безликой толпы. Ощущение временной безопасности.

Я захожу в вагон, выдыхая паром, и обхватываю плечи в надежде согреться. Влажные волосы остужали мои мысли. Холодная голова, теплый лоб. Мурашки под футболкой и свитером, дрожь по всему телу. Я чихаю, высвобождая из носа мертвых лейкоцитов. Стук в висках. Лампы бьют желтым по моим карим глазам.