Я смотрю на Мишу, вспоминая о том, как когда-то сестра подозревала Кузнеца в сотрудничестве с анонимом. Она думала, что парень шпионит за ней, рассказывает каждый шаг, каждое её движение.
И в итоге Маша частично оказалась права. Миша догадался о Таране, решил самостоятельно разобраться с ситуацией, но у него ничего не получилось. Работать с анонимом он отказался, но и признаться Маше во всём тоже не мог, потому что понимал, насколько опасен Арчи. Миша доверился обещанию Тарана, что они оставят его девушку в покое. А в итоге всё перевернулось против нас всех.
Интересно, что было бы, если бы Миша рассказал о том, что ему известно? Смогли бы мы тогда исправить ситуацию?
А сейчас? Что сейчас у него в голове?
Чего он хочет? Зачем вернулся?
Действительно ли только ради Маши?
Как же хочется просто жить спокойно и ни о чём подобном не беспокоиться. Не думать о том, что в любую секунду те, кому ты доверяешь, могут вонзить нож твою спину.
— Уже часа три мы тут сидим, — голос парня вырывает меня из задумчивости.
Три часа.
И никаких вестей о Егоре. Почему так долго?
— Помнишь, когда мы с тобой впервые встретились? — неожиданно спрашивает Миша.
Я непонимающе смотрю на него. С чего вдруг такие вопросы?
— А сам-то ты помнишь? — шучу я.
Мы встречаемся с ним взглядом, и карие омуты кажутся мне какими-то печальными. Они отличаются от голубых пронзительных глаз Егора, но я никак не могу понять, чем именно.
— Нет, — признаётся парень, и моё сердце пропускает удар. — На стоянке, когда меня подстрелили?
Я не хочу вспоминать тот день, но картинки из прошлого всё равно всплывают у меня в голове.
— Нет, — спокойно говорю я, решая, что Кузнец просто не запомнил нашу встречу.
Я сама его тогда не узнала, даже подумать не могла, что это он. А уж надеяться на то, что парень сестры, который в глаза меня никогда не видел, поймёт, кто я такая, было бы самым глупым поступком.
— Я тогда впервые познакомилась с Тараном. Стояла с ним на парковке возле общежития. Вы приехали за ним, чтобы забрать на тренировку… — вспоминаю я. — После этого меня повязали копы за то, что я врезалась в машину на байке и скрылась с места преступления. Маше пришлось вытаскивать меня.
— А, — Миша хмурится. — Что-то такое помню. Маша потом всю тренировку сама не своя была, а, когда мы вернулись домой, обнаружили послание от анонима. Тогда она призналась мне, что переспала с Егором.
Я ничего не отвечаю, вспоминая, как сестра забирала меня из участка. Тогда я нагрубила ей. Тогда был первый раз, когда мы с ней встретились спустя три года. Я была всё ещё обижена на Машу за то, что она помогла Егору и Матвею вытащить Малийского. Я злилась. Я ненавидела.
А теперь внутри меня лишь перегоревшая пустота.
— Впервые она показала твои фотки, когда только познакомилась с тобой, — грустно улыбаюсь я. — Сказала, что вы просто спите вместе. Даже не встречаетесь.
— Угу. Я был тем ещё придурком, — бормочет парень.
Я фыркаю, впервые за долгие часы испытывая нечто похожее на облегчение.
— Не знаю, каким ты был, но Маша тебя до сих пор любит, — тяну я. — Так что, если сделаешь ей больно, я тебя собственноручно прикончу.
Он внимательно смотрит на меня, но ничего не отвечает. Я надеюсь, что Кузнец начнёт убеждать меня, мол, ничего страшного не произойдёт, я ведь тоже без ума от твоей сестры, но Миша этого не делает.
От дальнейших неловких разговоров нас спасает врач, как тень появившийся будто из «ниоткуда». Я тут же вскакиваю на ноги и взволнованно подхожу к мужчине.
— Ну, что?
Миша остаётся сидеть на диванчике, но краем глаза я вижу, как он внимательно наблюдает за нами.
— Всё в порядке, — заверяет меня врач. — Жизни вашего друга ничего не угрожает.
Камень падает с плеч, и невероятное облегчение накрывает меня до такой степени, что предательские тиски сжимают горло, норовя выпустить на свободу слёзы.
— Жизни ничего не угрожает, а вот здоровью, — продолжает мужчина, заставляя меня снова напрячься. Ну, вот не бывает хороших новостей, всегда где-то есть подвох! — Томография показала, что в месте старого перелома позвоночника есть воспаление. Реабилитацию проходите? Массажи, упражнения. На боли в спине Егор жаловался?
Я задумчиво качаю головой, пытаясь вспомнить хотя бы один разговор по поводу болей или же прочего дискомфорта, но ничего не приходит на ум. Если бы Шторм упоминал об этом, я бы точно запомнила.
— Про боли он мне ничего не говорил. Реабилитацию проходим. К нам приходит массажистка. Плюс раз в неделю ходим в больницу для дополнительных упражнений и проверок. Как врач и советовал, — невнятно бормочу я. — В последнее время Егор подрабатывает в зале, но он там не напрягается. Просто тренирует ребят, обучает боксу. Даже не знаю, откуда у него вообще могут быть нагрузки, если Егор постоянно в кресле сидит.
Я преувеличиваю, рассказывая доктору ситуацию во множественном числе. «Мы». Нет нас. Я постоянно на работе, а Егор дома, либо в городе. Он сам ездит в больницу и сам встречается с массажисткой. Или же он врёт, что проходит реабилитацию?
— Факт остаётся фактом, — спокойно продолжает врач. — Травма когда была?