Назначенный лечащий врач, явно недавний выпускник института, каждый день беседует с ней. Ведь помимо прописанных таблеток и инъекций, он, вдобавок (пока ему все в новинку), пытается понять для себя – что могло случиться с этой миловидной дамой, в результате чего ею была полностью потеряна память. Но за целую неделю ряд терапевтических усилий почти не помог. Возможно несколько улучшилось общее физическое состояние, а вот с персональной идентификацией пациентки практически ничего так и не продвинулось, поскольку все наводящие вопросы, задаваемые ей, наталкивались на «стену» нескрываемого раздражения, почти истеричного. А касаемо того самого Корнилова, чья фамилия указана на брелоке, тоже, как и детали ее личной биографии, прежде всего хотя бы свое имя, совсем ничего не выяснено.
Долгими бессонными ночами она все ворочается на кровати, противно скрипя панцирной сеткой в тишине палаты. Будто и дня не хватает, чтобы оценить глубину собственных проблем. И женщине остается только надеяться и уповать на Бога – мол, может с течением времени Господь и обратит на нее внимание. Ведь еще помнятся молитвы. Да и навыки чтения, письма и прочего жизненно-бытового ею совершенно не утрачены. И это добавляло некоторого оптимизма пациентке психушки. Но в остальном ее мозг пребывал в состоянии «чистого листа бумаги» – лишь хорошо сохранена определенная метафизичность мышления, не более.
Прошло дней десять, как здесь появилась эта безымянная дама. Конечно, больница сразу обратилась в местную полицию с заявлением, что у них с такой-то даты находится человек без документов и в полной амнезии. Но у людей в погонах в итоге совершенно никаких результатов о личности данного персонажа. Да и кому здесь выяснять подобные факты, когда никто особо не заинтересован в каких-то малейших усилиях по розыску родственников или хотя бы знакомых.
В общем, эта неприкаянная особа пока находится в статусе бомжа, и у кого-то, возможно, вызывает неподдельное чувство жалости.
Но вот по истечении почти месяца стационарного лечения в дверях приемного покоя нарисовался субъект мужского пола с портфелем, представившись неким Корниловым Дмитрием Терентьевичем. Он, оказывается, желает навестить некую Анну Заболотную, которая, якобы, по его мнению находится тут. Кто-то из персонала, догадавшись, что речь идет именно о той самой не помнящей о себе ничего, вмиг доложил о нем главврачу. А этот пожилой дядька, много повидавший на своем профессиональном веку, не сильно удивился неожиданному посетителю – значит женщине возможно повезло найти ниточку к своему прошлому, и ее исцеление вполне может состояться.
И тогда первое лицо данного медучреждения спешит навстречу назвавшемуся Корниловым. Диагональ вестибюля шагами мерил мужик лет
эдак к пятидесяти, в котором легко усматривался внешний лоск. Вот они сдержанно здороваются и проходят в кабинет главного. Там гостю любезно предлагается кофе. Хозяин не торопится перейти к расспросам. Впрочем, и сидящий напротив тоже, почему-то, держит паузу, рассматривая нехитрую обстановку помещения.
Наконец затянувшееся обоюдное молчание, сопровождающееся лишь сервировкой стола, прерывается врачом:
– А скажите, пожалуйста, кем Вам приходится эта больная, кого Вы назвали Анной? И что с ней все-таки произошло? А еще попрошу предъявить документы,– в голосе обращающегося требовательное любопытство.
Тот, изобразив подобие улыбки, беспрекословно достает из внутреннего кармана аж два паспорта. Пролистав их и рассмотрев фотографии, медработник удивленно поднимает брови:
– Так она, получается, Ваша супруга?
– А отчего бы и нет, – взгляд собеседника ясен и даже наивен.
– Тогда давайте поподробней о ней. Я сейчас приглашу врача, который ее курирует. Думаю, ему интересно будет. Заодно доложит о проведенном курсе лечения и достигнутых результатах относительно здоровья госпожи, оказывается, Заболотной Анны Юрьевны.
– Ну, если конечно хотите, то извольте, – чувствуется, у него нет особой охоты распространяться на эту тему, вдобавок еще и слушать здесь кого-то. Он заерзал на стуле, а затем поперхнулся горячим кофе, когда по селектору вызывался тот самый наблюдающий за теперь рассекреченной пациенткой.
Но вот заходит, поздоровавшись, этот третий. И Корнилов, слегка вдруг начав заикаться, вынужден вкратце рассказать, как все случилось…
Его недлинное повествование о семейной беде вызвало у обоих эскулапов двойственное впечатление: с одной стороны – вроде и правду говорит, а с другой – где-то явно врет. Попытаемся изложить то, что наговорил муж той Анюты (так, по крайней мере, посетитель по-домашнему называл эту даму)…