А этот пусть живет...

Перед внутренним взором балаковца вдруг возникла сцена из какого-то американского боевика, где мужик в ковбойской шляпе и со стволом за поясом говорил: мол, у каждого человека перед его скорой неизбежной смертью проходит перед глазами прошедшая жизнь, ее самые звездные часы. И Пионеру тут же захотелось припомнить, что же такого хорошего у него в этой жизни было.

Ему, между прочим, уже приходилось как-то напрягать мозги по тому же поводу. Когда-то, в глубокой молодости, сидели они с друганами на травке, потягивали пивко и стали вдруг вспоминать, что у кого в жизни было самого что ни на есть клевого. А Пионер (в ту пору еще просто Вован) возьми, да и скажи, что больше всего ему понравилось в пионерском лагере.

Все расхохотались, и с тех пор Вована так и стали кликать — Пионер.

А он тогда совсем не шутил. Ему действительно нравилось в пионерлагере, и особенно Вова любил обеденный компот. Мальчик пил его долго, с наслаждением, смаковал каждый глоток, но одного стакана никогда не хватало. И Вова стал задумываться — как бы ему поиметь еще хотя бы по одной порции в день?

И он решился пойти на кухню. Но на раздаче была очень грубая тетя, которая его просьбу о добавке с презрением отвергла. И Вова потом долго плакал на скамейке в густых кустах сирени, куда по вечерам старший пионервожатый приводил девчонок из первого отряда, но мальчик тогда еще не знал — зачем.

А когда высохли его горькие слезы, он разыскал одного пацанчика помельче габаритами — вроде этого Яна — из их же четвертого отряда и сказал ему, что с завтрашнего дня тот будет отдавать Вове свой обеденный компот.

Пацанчик что-то вякнул супротив и тут же получил в зубы — уже тогда у Вована были крепкие кулаки.

На следующий день пацанчик вдруг за обедом разрыдался. Все стали его спрашивать — что да как, но он не раскололся, а после обеда оставил Вове свой компот.

Так с той поры и повелось. У Вована стало много компота, а потом — еще больше баксов. Надо было только время от времени давать кому надо в зубы кулаком.

— А кто сдал Финка Гангуту? — спросил вдруг боксер, а джип между тем продолжал углубляться в лес по богатой колдобинами грунтовке.

Но хрен теперь Пионер чего ему скажет! Будет тянуть до последнего. И он никак не отреагировал на заданный вопрос.

— Чего молчишь!? — повысил голос бугор, и тут же впервые забакланил амбал, сидевший слева от балаковца.

— Яйки отрезать? — можно сказать, вежливо спросил он, легонько ткнув в пах пленника лезвие обоюдоострой финки.

Этот вопрос напомнил Пионеру еще один фильм — только уже старый, советский. Там продавец из магазина с такой же вежливой, даже угодливой интонацией спрашивал покупателя: «Колбаски порезать?» Странно, что в те времена в магазинах резали колбасу…

— Я срать хочу, — гордо объявил он в ответ, и все присутствующие почти сразу же ощутили, что пленник не врет.

— Потом, — помахав ладонью у носа и скроив страдальческую гримасу, воспротивился бугор.

— Да пьюсть идьот, — неожиданно поддержал балаковца Ян, видимо пострадав более других от газовой атаки. — Ето он с перепьюгу.

— Тогда держи его на мушке, — распорядился бугор.

Ян выбрался из машины и скомандовал Пионеру:

— Выходьи, засьянец!

Балаковец вылез из салона и стал неспешно оглядываться по сторонам.

— Ну, фьюли стоишь! — взвизгнул косоглазый гаденыш.

— А чего, прямо на дороге, что ли? — недовольно буркнул Пионер.

— Идьи под беёзу. — Ян махнул пистолетом в сторону стоявшего чуть на отшибе от лесного массива одинокого деревца.

Балаковец прикинул: от березы до леса он доберется в два прыжка, но за это время можно схлопотать не одну пулю в спину. Чем-то в момент рывка надо отвлечь азиата. Остальные боевики тоже выбрались из джипа на свежий воздух, но, поскольку в руках ни у кого из них стволов не оказалось, прямой угрозы его жизни эти мужики не представляли.

Пионер глубоко вздохнул, еще раз взглянул на синее-синее небо и, стянув штаны, уселся под березой.

Позывы он действительно чувствовал, да и мандраж давал о себе знать, и вскоре под ним образовалась уже солидная горка полновесного дерьма.

Наклонив голову набок и вниз, балаковец пристально разглядывал ее, поскольку ему вдруг пришло в голову: вот это дерьмо — может быть, самое ценнное, что у него осталось в жизни.

Оценив позицию плюгавого Яна — тот с пистолетом в руках располагался в двух шагах за его спиной, — Пионер погрузил левую ладонь в свои испражнения и резким кистевым броском, на манер знаменитого когда-то хоккеиста Фирсова, отправил всю кучу дерьма прямо в физию ошалевшего азиата.

Другой рукой мгновенно натянув штаны — вот оно, преимущество спортивного костюма перед обычным! — Пионер ринулся в лес и, ломая кусты и даже подсохшие стволы деревьев, помчался по направлению к дороге. Там, если повезет, он перехватит попутку, к тому же недалеко отсюда расположились гаишные «Жигули».

Выстрелов сзади он не слышал, что, впрочем, понятно — пистолет у Яна был с глушителем, но, уже когда показалась шоссейка, Пионер отчетливо ощутил, как у его уха просвистела пуля.