А душу твою люблю...

– Не знаю, Таша, сам теряюсь, – как всегда, покорно отвечал он. – Как решишь, так и будет.

На этот раз она рискнула оставить младших дочек Ланских на попечение старших. И уехала с мужем. Некоторое время они жили в городе Слободском. Наталья Николаевна вспоминает этот совсем маленький, деревянный городок, приветливых жителей его и появившееся у нее чувство раскованности, несмотря на беспокойство о семье.

Слободской протоиерей И. В. Куртеев отмечал 7 ноября 1855 года:

Сегодня генерал-адъютант Ланской смотрел Слободскую дружину и остался весьма доволен… Теперешняя супруга Ланского была прежде женою поэта Пушкина. Дама довольно высокая, стройная, но пожилая, лицо бледное, но с приятною миною. По отзыву архиерея Елпидифора, дама умная, скромная и деликатная, в разговоре весьма находчива.

Общество и в Вятке тепло встретило Наталью Николаевну, и тут она прожила с удовольствием, у тех, с кем общалась, оставила о себе самое хорошее воспоминание как о женщине сердечной и простой и в то же время с достаточным аристократическим тактом, который так ценил в ней Пушкин.

В Вятке Ланские сдружились с семьей Пащенко, управляющего Палатой государственных имуществ.

Однажды вечером Наталья Николаевна сидела в небольшой гостиной Пащенко, беседовала с его женой, женщиной приветливой, простой и разумной. Была она немолода и некрасива – круглолица и полна чрезмерно. Но зато можно было залюбоваться ее чудесными руками с изящными пальцами, украшенными всего лишь одним недорогим, но, видимо, памятным перстеньком, ее стопами – узкими и приятными, не нарушающими форму даже исхоженной домашней обуви.

Они поговорили по-женски и о модах, и о детях, повздыхали о прошлом и только было перешли на темы, затрагивающие интересы отечества, как горничная доложила:

– Господин Салтыков.

– Просите, – отозвалась Пащенко и торопливо пояснила Наталье Николаевне: – Писатель, в ссылке за неугодное правительству произведение.

«Как Пушкин в Михайловском», – подумала Наталья Николаевна, и еще не успел войти Салтыков, как она прониклась к нему и уважением, и жалостью, и желанием помочь.

…Она действительно помогла. Возвратившись в Петербург в январе 1856 года, она деятельно взялась за дело Салтыкова, писавшего под псевдонимом Щедрин. Вскоре он был освобожден, возвратился в Петербург и в июне того же года был назначен чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел. В это же время Наталья Николаевна занималась судьбой Исакова, молодого человека из Вятки, якобы замешанного в каком-то заговоре. И он тоже был освобожден.

Все было бы хорошо в жизни Натальи Николаевны с Петром Петровичем Ланским, если бы не сестра Александра – она осложняла ее отношения со вторым мужем своим тяжелым характером и неприязнью к нему.

Однажды она с Александрой Николаевной и Машей собралась с визитом к Ивану Константиновичу Айвазовскому: Наталья Николаевна хотела поблагодарить его за присланный ей чудесный новогодний подарок – картину «Лунная ночь у взморья», на обороте которой было написано: «Наталье Николаевне Ланской от Айвазовского. 1-го января 1847 г. С.-Петербург».

Наталья Николаевна и Маша были уже одеты. Обе в белых платьях. В прихожую вышла Александра Николаевна, тоже нарядная, с нотами в руках, которые она обещала в прошлую встречу жене Айвазовского. Они оделись, направились к выходу, и в это время неожиданно появился Петр Петрович, порозовевший от мороза, видно, не в санках ехал, а шел пешком. Улыбаясь, спросил, куда направились, и, узнав, что к Айвазовским, с радостью воскликнул:

– И я с вами!

Александра Николаевна швырнула ноты на маленький стол:

– Прошу передать! – Быстро сняла шубу и направилась в свою комнату.

Петр Петрович помрачнел, стал молча раздеваться. Мир уже было невозможно восстановить. К Айвазовскому поехали Наталья Николаевна с Машей – обе в самом плохом настроении.

Ты знаешь, как я желаю доброго согласия между вами всеми, ласковое слово от тебя к ним, от них тебе – это целый мир счастья для меня, – писала Наталья Николаевна мужу 23 июня 1849 года. Но она все прощала сестре, жалея ее за неудавшуюся жизнь, за погубленную многолетнюю любовь к Аркадию Осиповичу Россету. Любовь эта началась сразу же, когда Александра приехала в Петербург, и закончилась через несколько лет после смерти Пушкина.

Аркадий Осипович был красив, скромен, умен. У него было все, кроме денег, которых не было и у Александры. И не раз после его ухода Наталья Николаевна заставала сестру в слезах. Она обнимала ее, утешала, как могла, а та упрямо твердила: