Дальше была ванная. Долго. Потом постель. Но самое непродолжительное время. Как раз то, что бог даровал мне на отдых до следующего спазма. Разумеется, большую часть ночи провела, все же, в ванной комнате. Но уже не с Уильямом. Он вызвал мне горничную. Это Инесса дежурила рядом со мной до рассвета. Придерживала за плечи, поглаживала по спине и прикладывала холодное влажное полотенце к голове.
— Спасибо тебе, дорогая моя, — поблагодарила ее, когда смогла, наконец, перебраться на постель и начала погружаться в болезненный, но сон.
— Как она? Пришла в себя? — эти слова и голос Уильяма успела различить, но на самой границе провала в сновидение. И он тут же ушел к себе, оставив меня этой ночью одну.
А проснулась я ближе к обеду. Чувствовала себя мятой бесформенной оболочкой от меня прежней. Попробовала поднять голову с подушки, это получилось, но с третьего раза. Дальше, пошатываясь, добрела до умывальника и долго плескала себе в лицо холодной водой, прежде чем смогла полноценно заняться умыванием. На ванну сил не было. Вот если бы на месте оказалась Инесса, то тогда оно конечно… А так нет, сама для себя постараться наполнить ванну не смогла.
— А где моя горничная, кстати?! — добрела до двери в коридор и выглянула за нее, решив поискать Инессу там.
А нашла только герцога, выходящего из покоев Ангелины. И надо же, последствия попойки испарились из моего организма в один момент. Зрение в ту же минуту пришло в норму, и смогла рассмотреть, насколько уставшим он был, взлохмачен и на сколько пуговиц был застегнут его камзол и рубашка под ним. Понаблюдала такой его внешний вид всего несколько секунд и быстро втянула голову назад, в свою гостиную.
— Вот уж гадость, так гадость! — сказала себе совершенно твердым голосом. И было в нем столько горечи, что не знала, откуда ее набралось в таком количестве. — И как мне дальше с этим жить? Нет, надо бороться!
Думаете, решила бороться за привязанность к себе этого мужчины? И нет вовсе. Я теперь точно знала, что больше ни разу не потерплю его присутствия в своей постели, его рук на моих плечах и талии, а от его возможных в будущем поцелуев меня так замутило, что спешно отправилась снова в ванную комнату. А когда выбралась оттуда, то рука моя, точно сама по себе, нащупала на груди пластину, что вручил мне майор по имени Игорь.
— Как же она действует? Так, что ли? Сработало или нет? Нажму-ка еще и этак.
Я вертела в руках устройство связи со своим миром и нажимала на него пальцами на разные лады. И настал, наконец, миг, когда мне почудилась мелькнувшая искра в его середине. Но это было все, что удалось выжать из пластины. Задумалась над вопросом, что следовало ждать дальше, но ответа в скором времени не предвиделось. Это понимала, и с этим приходилось мириться. А дальше аккуратно опустила цепь на прежнее место и спрятала крестик вместе с «ладанкой» у себя на груди.
— У тебя рассудок помутился? — выговаривал мне герцог, когда явился проведать ближе к вечеру этого же дня. — Что ты смотришь на меня таким зверенышем? А шарахаешься в сторону отчего? Нет, с тобой точно не все ладно! Чем тебе не угодна моя рука? Я же только хотел дотронуться до твоего лба. Аглая! Что происходит? Это ты мне на дверь указываешь? Мне?! А ты ничего не спутала? Это я нашел тебя в саду полуголую с маркизом в обнимку. Это я притащил тебя в эту комнату пьяную. Тоже мне, подарочек преподнесла! И сердиться сейчас вправе только я. А что вижу? Ты придумала играть в молчанку и косые взгляды? Ну, хорошо. Я уйду. И вернусь только тогда, когда ты решишься попросить у меня за все прощения. Поняла? Зови, когда одумаешься.
Я продержалась пять дней. Пять долгих дней сидела взаперти в своих комнатах и почти ничего не ела. Нет, мне, как положено, приносили подносы с едой на завтрак, обед и ужин. Но я игнорировала всякие вкусности, довольствуясь малым. Ела совсем мало, ровно столько, чтобы поддерживать в себе жизненные силы, а остальное забирали и уносили служанки. И вот, на шестой день меня вдруг странно так стало покачивать, когда поднялась с постели и решила подойти к окну. Могла бы, наверное, и упасть, если бы не ухватилась вовремя за подоконник.
— Нет, с голодовкой надо заканчивать, — сказала сама себе.
И с того раза расширила свой рацион. К хлебу и чаю добавила овощи и фрукты, но организм отчего-то на них возмутился. Особенно на завтраки. Утром у меня уже регулярно стала возникать потребность отдать назад все съеденное. Эти муки терпела еще неделю, тщательно скрывая от слуг и горничной свое недомогание. А потом в сознание закралась догадка. Она была из тех, от которой у меня выступила испарина на лбу.
— Возможно, что я беременна, — жалобно пропищала эти ужасные слова вслух, когда была уверена, что никто не услышит. — Мама! Что же теперь делать?!
Глава 17