Утром нас ждали давно обещанные Тиналисом проблемы — весь лес по дивной прихоти природы покрылся сплошным туманом. Ничего особо страшного, осень на дворе, бывает, но все равно неприятно — в тумане ветки деревьев имеют такую нехорошую привычку незаметно подкрадываться и со всей силы хлестать по лицу. Если ты не эльф, которого деревья признают за своего и стараются не обижать, то единственный выход — ехать медленно, старательно озираясь по сторонам. Так и двинулись, стараясь не терять друг друга из вида. И если еще вчера я готов был поносить эльфа на чем свет стоит за его пение, то сегодня оно пригодилось. Тронгвальд служил общим маяком, иди на голос — не потеряешься.
Так до обеда и протопали, а когда солнышко пригрело и туман разошелся, оказалось, что мы уже лес проехать успели. А впереди, гордым фаллическим символом возвышаясь над равниной, стоит высоченная башня на тонкой ножке. Этакий гриб-переросток, ножка тонкая, пару саженей в диаметре, а сверху широкая площадка, хоть в лапту играй.
Таких башен по всему миру немало натыкано. Только у отца на карте в кабинете штук сорок отмечено, а сколько вот в таких укромных, диких уголках притаилось — неведомо. Да и новые то и дело появляются, эта зараза вездесуща. Часто люди утром просыпаются, а рядом уже этакий гриб на пятьдесят саженей вымахал по щучьему веленью. А сносить их мало у кого руки поднимаются. Отец, понятное дело, снес бы, так то ж отец, он Монрийского ордена не боится, а другие правители с монрийцами предпочитают не связываться. Хотя тут редкий случай, когда я полностью на стороне отца — эту заразу надо по возможности искоренять, пока она еще корни глубоко не пустила!
Собственно говоря, многие люди недоумевают — ну монрийцы, ну башни по всему миру строят, и что в этом такого страшного? Действительно, на первый взгляд ничего. Монрийский орден возник полторы сотни лет назад как орден «уставших от мирской суеты волшебников, возжелавших приобщиться к знанию небес». Этакие маги-монахи, готовые бросить сытные места при дворе, богатые лаборатории и поселиться в башне, до конца своих дней поклявшись не ступать на землю. Политикой монрийцы, по крайней мере открыто, не занимаются, живут подаяниями да тем, что наколдуют, если башню покидают, то только чтоб к другому члену ордена в гости телепортироваться. В помощи не отказывают, всякие чародейства страшные не творят, ритуалы темные не проводят — сами живут, другим не мешают. Новых адептов если вербуют, то только по обоюдному согласию — в Монрийский орден силой никого не тащат, но кто захочет вступить — всегда рады. С башней помогут (всем миром скинутся и возведут магией за ночь на пустыре), войны да интриги политические их стороной обходят, даже бандитов, что к ним в гости лезут, хлебом-солью встречают. Да и нечего у них воровать — монрийцы не только отшельники, но и аскеты, оружие им в руки брать запрещено, мясо есть запрещено, плотским утехам предаваться запрещено, вино пить запрещено — сидят десятилетиями в своих башнях, приобщаются к «знанию небес».
Мирная картина? Вот и все так думают, а мозги напрячь да два плюс два сложить не удосуживаются. Что за «знания небес» такие, да откуда они берутся? Почему первые монрийцы, которым сейчас по три сотни лет должно быть, до сих пор живы-здоровы? Ведь без темных ритуалов, что мой отец ежедневно проводит, столько ни одному магу не прожить, а только волшебник в орден вступает — сразу же стареть перестает. Почему там, где башня монрийская выросла, земля не родит? А главное, о чем говорить не принято, — если уж монрийцы такие философы, то почему драконы, только разговор об ордене заходит, мямлить что-то начинают, голову отворачивают, будто стыдятся чего? Уж с кем с кем, а с драконами монрийцы должны были первыми общий язык найти, да, видать, не все так просто, есть в ордене какая-то гниль, пока еще тайная, незаметная, а как вылезет — лечить поздно будет. Есть в них что-то не от мира сего — от других миров. А свое, родное, даже если в муках рождено, в крови обмыто, все равно чужого лучше, даже если на блюдечке с голубой каемочкой преподнесено.
Одно хорошо — чем бы Монрийский орден ни занимался, в силу свою еще не вошел. Одну башню — я тогда еще не родился, старшие братья рассказывали — отец однажды штурмом взял, до основания разрушил, монрийца в кандалы заковал и пытал, пока
всю правду не вытянул. Уж чего он вызнал тогда, до сих пор не признаётся, но башни монрийские по всему свету стал флажками на карте помечать, причем белыми, а белым цветом он только врагов смертельных отмечает.
Значит, к монрийцам Тиналис за помощью пришел… Что же, могут и помочь. Если захотят.
— Ой… Миленький Тиналис… А может, не надо? Ну к этим вот. Боюсь-боюсь! — захныкал Лютик, прячась за спину эльфа.
— С тобою, воин, мы на смерть ходили, над нами меч висел уже не раз! Быть может, стоит развернуть обратно, обратно воротиться в сей же час? Я чую тут немалую тревогу, я чую тут немалую беду… Ты извини меня, отважный воин, но к башне ближе я не подойду! — поддержал Лютика Тронгвальд.