Такие мысли заполняли голову Степана. Ещё он мысленно поблагодарил Кирилла Дементьевича, за то, что он отвлёк его, и Степан не видел, как казнили девочку. Занятый размышлениями он не заметил, как возле него оказался Резников. Огонёк его папиросы горел красной точкой. Было плохо видно, зато хорошо слышно и кажется, оставались ещё трое человек приговоренных к смерти, включая приказчика. Тот начал верещать с огромной громкостью. Эхо звука, вероятно, должно было достигнуть ушей самого Терентьева или Минаева, а может обоих сразу. Поэтому Выдыш ускорив дело, применил прием успокоения прикладом.
— Степан у меня к тебе дело. Этого большевика вешать не будем. Зарубите его шашками, возьми Бубенцова и Варенникова.
Резников не стал ничего больше говорить и без того всё было ясно. Степан не успел сойти с места, как перед ним предстал Бубенцов и, не дожидаясь, когда прозвучит приказ Степана, крикнул.
— Вареник сюда быстро!
Степан узнал бледного похожего на смерть солдата. Тонкие губы того изображали довольную ухмылку. Степан видел это не смотря на всю ту же темень, а глаза бледного смотрели на Степана с противным вопросом.
— «Ну, что сможешь господин прапорщик».
Отступать было некуда, провалиться сквозь землю невозможно, но не об убийстве, как таковом думал Степан, а об том, что сквозь непроглядную тьму его увидит Соня. Увидит, когда он с бешеной силой нанесет первый и последний удар по голове этого несчастного, чтобы Бубенцов и Варенников кромсали уже мертвое тело.
Степан взял шашку. Пленный большевик успел лишь закрыть глаза, как шашка со всей возможной силой раскроила ему череп.
— Так нельзя — прошипел Варенников.
— Что ты сказал? — обернулся к нему Степан.
— Виноват ваше благородие — так же прошипел Варенников.
Его мерзкий голос объяснял Степану степень неприязни того к поступку Степана. Бубенцов для порядка ещё пару раз рубанул мертвого, а Варенников даже не захотел поднять шашку.
Всё было кончено… Горели два больших костра. Резников, несмотря на сильное опьянение, выставил посты в соответствии с порядком военного времени. После этого они с Выдышем заняли самый большой дом, к ним не спрашивая разрешения, присоединился Кирилл Дементьевич.
— Пойдем, выпьем. Спать уже охота — произнёс Выдыш, обратившись к Степану, который присел у костра в компании десятка солдат, которым не хватило места в домах хутора Осинового.
— Иду — ответил Степан.
Внутри горели две керосинки, освещая помещение. Резников был довольным, но всё же к завершению дела сильно перепил. Его штормило, когда он поднимался из-за стола. Он практически ничего не говорил, лишь изредка вспоминал о существовании матерных слов. Когда внутри оказался Степан, Резников всё же произнёс предложение.
— Молодец, но торопиться в нашем деле не нужно. Божий промысел суеты не терпит. Обстоятельность нужна, что в молитве, что в отмщение — Правда, святой отец? — начав со Степана Резников, закончил Кириллом Дементьевичем.
— Правда, ложись уже — ответил Кирилл Дементьевич, по-прежнему, думая о чём-то своём.
Резников не послушал совета святого отца сразу, а после этих слов вышел на улицу.
— Бубенцов, Устина мне позови.
— Есть господин капитан.
Через минуту появился солдат лицо, которого было обезображено множественными оспинами, к тому же их дополнял посиневший шрам, оставленный вражеской шашкой. На плечах вошедшего были погоны фельдфебеля. В руках же он разминал фабричную папиросу.
— Устин — ты непьющий — смотри в оба. Мразь партизанская может быть рядом. Бубенцов напьется сейчас нутром чувствую.
— Есть господин капитан. Всё будет в полном ажуре — низким голосом ответил Устин.
— Иди — сказал Резников и тот, отдав по форме честь, вышел из дома на улицу.
— Из староверов надежный солдат — свой до мозга костей — пояснил Резников.
— К херу этих староверов — пробурчал Кирилл Дементьевич.
— Нормально всё. Давай, ещё по одной и спать — произнёс Выдыш.
Степан долго не мог уснуть. Рука чувствовала занесенную над головой большевика шашку. Голова вспоминала Соню с укороченной стрижкой и двумя испуганными ребятишками.
Калинину снился странный сон. Если к присутствию Резникова он уже привык, то увиденный им человек был совершенно незнакомым.
Среднего роста. В меру полноватый. С жёстким даже колючим, просверливающим взглядом. Хозяйская походка с тяжёлой поступью и очень громкий командный голос. При всём этом человек был облачен в одеяние священнослужителя. Калинин видел его со стороны, как бы исподтишка. Видел и тех, кто был рядом с ним и они, несмотря на форму императорской армии, уступали в наружных качествах священнослужителю.
Хлипкий долговязый полковник разговаривал со священником, слишком уж почтительно, как будто тот был его начальником, а не наоборот. Другие офицеры тоже выглядели в этом отношение не очень, а солдаты с почти открытой неприязнью шарахались от проводника божественного промысла в окопы.