А. А. А. Е.

Сакаи идет через площадь, то и дело оглядываясь по сторонам, и авторам грозит неприятность быть замеченными. Они стараются избежать этого и минутами просто ползут по земле. Дело облегчается, когда Сакаи достигает окраины города и ступает на тротуар. Теперь остается держаться стен домов, и все сойдет благополучно.

Сакаи быстро минует богатый пригород. Очевидно, он не собирается ограбить владельцев особняков. Он пересекает центральную торговую часть и погружается во мрак рабочих кварталов.

На его пути то и дело попадаются голодные, оборванные люди, которые заняты странным делом. Они, при свете луны, копаются в кучах сора, еще не убранного с мостовых, они шарят на ступеньках подъездов и около ворот и калиток. В большинстве случаев они ничего не находят и со вздохом идут дальше. Иногда они находят шелуху от картошки, или — о счастье, — кусок черствого хлеба, и тогда сейчас же засовывают находку в рот и съедают ее на месте. Некоторые из них останавливают Сакаи и просят его о чем-то. Он беспомощно разводит руками и спешит дальше, все глубже и глубже проникая в сеть грязных, кривых переулков, причудливо таинственных в свете луны.

Наконец он останавливается у ворот одного дома. Несколько раз проходит взад и вперед с невинным видом и насвистывает какую-то песенку. Из окна второго этажа ему отвечают тем же мотивом. Потом он подходит к дверям и стучит несколько раз ритмичным стуком. На стук ему отворяют и мгновенно захлопывают дверь. Сакаи исчезает из поля зрения авторов.

VI

Ну и что дальше? — спросит читатель. Довели до порога, хлопнули дверью и все. А за дверью что? Ведь там-то самое интересное. Как мы проникнем туда? Как? Совершенно свободно! Мы полагаем, что у вас в кармане имеется книжечка, удостоверяющая вашу принадлежность к партии или комсомолу. Ну, конечно, есть. А раз так, то входите смело. Вы в хорошем месте. Сакаи не обманул вашего доверия.

Маленькая, бедно обставленная комната. Керосиновая лампа освещает неприглядную обстановку и несколько человек, склонившихся над столом. На столе во всю его ширину разостлан план, на котором вы увидите и зоологический сад, и площадь, и улицы, по которым вел нас сегодня Сакаи. Самое интересное на этом плане, что некоторые пункты его отмечены пятиконечными красными звездочками, а другие — черной фашистской свастикой. Человек с изможденным, давно не бритым лицом водит карандашом от пункта к пункту, и внимательно слушатели следят за каждым движением, ловят каждое его слово. Сакаи изредка вставляет свои замечания и что-то чертит пальцем около того места, где зеленым пятном отмечен зоосад.

— Слушай, Фридрих, — говорит один. — Ты уверен, что фашисты отступят именно сюда?

— Если они вообще отступят, — а этого, я надеюсь, мы добьемся, то им отступать больше некуда.

— А в эту сторону?

— Вздор! Там линия железной дороги, которая будет в наших руках. Они сообразят это. Им остается один путь, путь к зоосаду. А там…

— А там, — говорит Сакаи, — там они встретят хороший сюрприз.

— Смотрите, Сакаи, вы рискуете очень многим.

— Я? Я не рискую ничем.

— Но как вы выберетесь оттуда?

— А это позвольте от вас скрыть. Это уже будет мой сюрприз вам. Я все обдумал.

Сакаи говорил по-английски. Человек, являвшийся, по-видимому, руководителем собрания, переводил его слова остальным, и те ласково улыбались японцу.

Обсуждение вопроса занимает много времени. Порешив о зоосаде, они переходят к обследованию других частей плана. Видно, что эти люди обсуждают что-то важное, что-то такое, в чем надо быть крайне осторожными и вместе с тем решительными.

— Помните одно, — говорит человек в пенсне. — Мы начнем только после того, как они начнут. Это даст им некоторый выигрыш во времени, но это поможет нам повести за собой массы. Хуже всего то, что нельзя точно рассчитать день и час. От них можно ожидать всяких сюрпризов. Это может случиться и завтра, и через неделю. Мы должны быть готовы в любую минуту.

— В моем районе готовы всегда, — убедительно кинул огромного роста бородач.

— В моем тоже!

— И в моем!

— И в моем!

— Ну что же, если все готовы, то можно быть совершенно спокойными за успех.

— А как в других городах? — спросил кто-то.

— В других? Не везде хорошо. Кое-где положение крайне тяжелое. Вы должны знать, товарищи, что наша победа еще не решает всего. Она решит вопрос для нас и то, может быть, на некоторое время, и этим временем мы должны воспользоваться, чтобы подготовиться к решительной борьбе.

Он говорил много. Он рисовал перспективы революции, он призывал к осторожности и решительности, он давал распоряжения, указания и советы. Сакаи не понимал этой речи, произнесенной на чуждом языке, но он чувствовал ее смысл и вместе со всеми поднялся, чтобы почти шепотом пропеть гимн борьбы, песню революции — Интернационал.

Луна шла к горизонту, в комнате слабо коптела лампа, к голосам немецких рабочих примешивался гортанный голос их японского товарища.

Когда кончили, выходили по одному, через известные промежутки времени; последним вышел Сакаи.

Он полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и двинулся знакомой дорогой обратно.