Но город смеялся над романтизмом Реда. Город хохотал. Город издевался. Прекрасные асфальтовые серые ленты спокойно текли между стройными рядами каменных гробов и пагод. Трэмы, авто с наглостью бесплатных пассажиров шныряли по городу. Один миллион жителей в настоящем. Небольшая индусская деревушка в недалеком прошлом.
— В таком городе! В таком городе, наверное, есть отделение Коминтерна, — уверенно сказал Дикки, опираясь в своем предположении на шум и движение.
— Я думаю, — согласился Сакаи.
Но они только перебросились словами. Опасно! Рискованно и совершенно бессмысленно искать, чтобы наверняка напороться и сломать шею. Если и есть отделение Коминтерна и партком, то, во-первых, где-нибудь в прекрасно скрытых половицах пола, а во-вторых, — столько шпиков!..
Второй порт, где «Джон Мидлтон» остановился, чтобы взять еще кое-какого товарца в трюм, был Бомбей.
И, наконец, третий назывался Карачи.
По каким-то сложным коммерческим манипуляциям капитана, пароход остановился в Карачи на три дня.
С рейда, вернее, с палубы «Мидлтона» команда судна заметила на пристани очень большое движение и очень мало судов. Все суда, которые находились в гавани, прижались к левой половине мола и старались слиться с фоном города.
«Джон Мидлтон» пришвартовался. Дикки Ред и Сакаи первыми сошли на берег и удивились необычайному количеству полицейского элемента. С напряженным беспокойством белые тюрбаны обстукивали мостовые набережной.
— Какой бум, Сакаи! — сказал Дикки. — Если мы и открыты, то для нас это слишком много…
— Его высочество на горизонте!
Генерал Драйер затрепетал, поймав в поле своего тридцатидвухкратного призматика штандарт принцевской яхты.
— Ваше высочество… на горизонте… Карачи… — доложили принцу седые баки придворного лакея.
— Идите к черту, у меня болят зубы! — с мученическим видом отцедило его высочество, предполагая за своими словами способность к кульбитам через голову в рот собеседнику.
Но с исчезновением седых баков прошла и зубная боль. Принц Уэльский подтянул пояс на брюках и вышел из каюты. Хотелось пить.
Яхта принца Уэльского в свое время наделала много шума и обошла страницы всей прессы, кроме большевистской. Самое полное описание яхты было в «Таймсе». Желающий получить точные сведения может удовлетворить свое любопытство комплектом за вторую половину октября 1920 года. Можно сказать только одно: описание, перечисление находящихся предметов занимало в трех номерах три столбца нонпарели.
Во всех каютах распихалась придворная шантрапа. Все и всё принцу надоедали. Он ходил, скулил, подтягивал брюки, к обеду надевал смокинг. Больше всего ему надоели его суконные брюки. Он был бы рад какому-нибудь паршивому хавоку. То ли дело гонять собак в английских графствах. А сейчас в Лондоне золотой сезон и все, кому не лень, занимаются веселыми делами. Положительно, скучная выдумка быть принцем.
В уборной было так же, как в каюте. В каюте так же, как в смокинг-рум… Мэри чего-то дулась и не хотела прощать. Даже рубашка, его популярнейшая рубашка с расстегнутым вечно воротом не делала время принца веселее. К тому же под адским солнцем пот вылезал из кожи и под мышками образовалась целая Ниагара.
— Черт бы перетрепал наших чопорных дур! — думал принц. Мэри хорошая девчонка, но ей не к лицу капризы. Подумаешь, нельзя лишний раз позволить себе приличную вольность!
Принц стоял у люка в кабинете и, насвистывая, смотрел на приближающийся порт. В конце концов он перестал свистеть и решил переодеться, для чего направился к себе.
Дочь лорда Розбери, Мэри Эвелина Гортензия Розбери, блондиночка с надутыми губками, чуть не плача, потеряла хорошее настроение. И только предложение племянника лорда Керзона немного обрадовало ее.
Штрайк! Девчонки, придворные девчонки принца, об явили страйк. Забастовку! Они в знак солидарности с Мэри Розбер отказались сойти на берег в порту Карачи.
Генерал Драйер волновался. Царственная яхта входила в гавань. Полицейские были на своих местах. Толпы не было.
— Толпу, толпу, дайте толпу, толпу, — надрывался он с балкона своего дома стоящему внизу Эндрью Ретингему.
Горячка охватила британских джентльменов. Пройдет каких-нибудь десять-пятнадцать минут и его высочество сойдут на берег, его высочество сделают честь. Его высочество пожмут руки…
Эндрью Ретингем собрал старших полицейских.
— Слышите, сержанты? Пять минут, и толпа должна быть на месте!
Сержанты распластались по свою тханам и по набережной. Везде собрались кучки полисменов и выслушивали приказ.
— Криворотые шалопаи, — обычно барабанили сержанты. — Зубы — друзья желудка! Берегите зубы! Через пять минут сделайте толпу, иначе мы сделаем грэт хавук из ваших плевательниц.
Полицейские как зачумленные запрыгали по улицам, площадям и переулкам.
— Хорошее дельце, Джико, тут не иначе как чума! Из города убежали все живые, кроме этих полицейских чучел.
Дикки демонстративно сел на тумбу, Сакаи на другую.
— Есть парни, крой сюда!.. — послышались голоса из-за угла и не успели Дикки и Сакаи разобраться, в чем, собственно, дело, как их окружил рой полицейских.