А.....а

Те, кто не вылезает из мастерских или гаражей, шлифуя и хромируя детали своих мотоциклов, и те, кто может позволить себе купить «железного коня», заказав его по самому новому дорогому каталогу, имеют свои желания, мифы и мечты, которые, если разобраться, мало отличаются от желаний тех, кто мечтает о настоящей шляпе фирмы «Стетсон», воспетой многими вестернами, но при этом довольствуется плодами собственного рукоделия или местных кустарей. Собирающиеся в стаи мотоциклисты так же жаждут взглядов, как и худосочные, одинокие, пешие городские «ковбои».

И те и другие принимают улыбки, смех и оглядывания только как знаки признания, восхищения, восторга, ну или, в крайнем случае, как знаки дремучего непонимания, что возвышает их над нашей реальностью ещё сильнее.

По каким-то таким же причинам мужики украшают свои грузовики внутри и снаружи.

Но в Америке-то зачем люди покупают ковбойские шляпы? Я уверен, что там шляпу «Стетсон» купить нетрудно. Возможно, недёшево, но нетрудно. Мне сложно поверить, что там такие шляпы кто-то носит просто как одежду. Просто как головной убор, не рассчитывая на особое внимание и повышенный интерес.

На что ориентируются американские мотоциклисты и водители грузовиков? Неужели на те же самые фильмы, что и наши? Но для наших-то это американское кино, а для американцев-то это их кино.

У американцев должны быть какие-то свои мотивы, не такие, как у наших. Хотел бы я у них об этом спросить.

Но, с другой стороны, у них там, в Америке, и доллар – это просто деньги и ничего больше.

Удивительно встречаться с тем, что что-то привычное, знакомое с детства, необязательно любимое или нелюбимое, но привычное и знакомое, может быть кому-то совсем незнакомым и совершенно непонятным. Я видел не раз, как иностранцев у нас ставило в тупик многое и многое из того, что для меня является просто обычным и повседневным устройством жизни.

Помню, как какой-то голландец решил попробовать гречневую кашу. Он видел, с каким аппетитом я её ем, и попросил себе того же самого. Он не смог её съесть. Он не смог проглотить даже чуть-чуть. Как только он отправил в рот немного привычной и столь естественной для многих и для меня, в частности, еды, как лицо его скривилось гримасой отвращения и брезгливости. Он выплюнул кашу немедленно, прямо на тарелку, извинился и поспешил в туалет, чтобы ополоснуть рот, иначе его, очевидно, могло стошнить. Потом он объяснил, что вкус этой каши оказался для него столь непривычным, неприятным и сильным, что он не смог с собой справиться, даже из приличия и вежливости. А для меня гречневая каша так привычна, что я даже, кажется, не понимаю её вкуса и не могу себе представить, что кому-то этот вкус может быть неприятен и даже противен. Мне вкус гречневой каши уже не вкусен, ни не вкусен, я просто этот вкус знаю. Стоит услышать слово «гречка» или подумать его, как вспоминается и возникает её вкус. И этот вкус – часть устройства моей повседневной жизни.

Зато я помню, с каким трудом осваивал китайские или японские палочки. Мне удалось начать ими пользоваться очень и очень не сразу. Мне пришлось тренироваться. Но понятно, что, сколько бы я ни тренировался и ни практиковался бы, любой китайский или японский ребёнок будет этими палочками управляться гораздо более ловко и естественно.

Вот мне и интересно, а что в устройстве американской жизни мне будет так же непривычно и непонятно? Есть ли в этом устройстве что-то из предметов, еды, правил поведения, что будет мне совершенно непонятно, противоестественно или даже неприемлемо? Не экзотично, а именно неприемлемо.

В разных странах, я знаю, я читал и видел в каких-то передачах, едят кузнечиков, гусениц, морских свинок, крыс или даже червей. Едят не испытания ради, не для укрепления характера и не для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, а просто едят, потому что голодны, употребляют в пищу, как привычную еду. Я не стану сравнивать жареных кузнечиков с гречневой кашей. На мой взгляд, сравнение будет в любом случае не в пользу кузнечиков. Но у того голландца от вкуса гречки лицо стало таким, будто он положил в рот что-то куда более неприятное, чем кузнечик.

Я не слышал о том, чтобы в Америке где-нибудь ели что-то экзотическое и странное, в этом смысле французы куда радикальнее. Более того, я знаю, что очень многие продукты, которые мы считаем исконно своими и родными, пришли к нам из Америки. Я не говорю про картошку и помидоры. Да, они попали к нам из Америки. Но это было давно, и тогда это была не та Америка, про которую я пытаюсь думать и рассуждать. Тогда небоскрёбов не было даже в проекте.

Я вот совсем недавно узнал, что привычные нам, столь обычные и повседневные кукурузные хлопья самых разных модификаций и вкусов, которые мы по утрам заливаем молоком или которыми мы с удовольствием можем похрустеть, – это американское изобретение. Да и в Европу-то, которая тоже уже давно эти хлопья присвоила и считает своими, они попали только после Второй мировой войны.