А

Наверняка мой дрон снова тут не причем, наверняка это я сам так умею. А роль дрона во всём этом не более чем роль мушки на конце ствола – просто помогает прицеливаться. И стоит один раз «прицелиться», или, вернее, настроиться на кого-то, как дрон становится ненужным. И чтобы в этом убедиться, и чтобы не было больше сомнений на это счёт... Он снял перчатки и обруч, бросил их на стол, и, для чистоты эксперимента вырубил ещё и компьютер, нисколько не заботясь о корректности своих действий по завершению соединений и программ. Глубоко вдохнул, задержал дыхание, и медленно выпуская воздух сквозь сжатые губы, закрыл глаза. Экраны погасли, и компьютер затих. В комнате воцарились темнота и тишина. Плотные шторы не пропускали даже всполохи рекламных иллюминаций над административным центром их района. Вначале было пусто. А потом, далеко на западе, сквозь закрытые веки, опущенные шторы и тысячи километров зимней темноты, он увидел то, что ожидал, и совершенно уже этому не удивился...

Он лежал одетым на своей не расправленной кровати и спокойно спал. А его внутренний мир на подсознательном уровне вёл титаническую работу – усваивал и упорядочивал полученную за день информацию. Отголоски и промежуточные результаты этого труда иногда выдавались наверх, на рассмотрение дремлющего сознания, в виде сновидений с образами, звуками и ощущениями впечатлений, и далее, закреплённые ассоциативными связями, отправлялись на хранение в сплетения нейронных сетей и использовались по необходимости.

Во сне он видел себя одновременно и со стороны, и изнутри – такой огромный, бескрайний, живой мир с сияющими звёздными россыпями обиталищ разума и таинственными тёмными туманностями первобытной, неосвоенной материи. По стремительным транспортным магистралям силовых полей неслись потоки энергетической плазмы, питающие все происходящие в этом мире события. Радужными всплесками радиаций вспыхивали мыслительные процессы, пронизывая упорядоченные структуры хранилищ жизненной информации, с газообразными облаками эмоций и пылевыми поясами несформировавшихся ещё понятий.

Интересно, думал он во сне, это всё очень красиво и познавательно, но где нахожусь здесь я? Где моя душа, которая определяет именно меня, а не какой-то там мыслительный процесс? Душа должна быть чем-то особенным, чем-то очень своеобразным, чтобы быть узнанной сразу и однозначно. Но, ничего подходящего под эти свои представления он не видел. Процессы, поля, потоки, области, вихри... Должна же где-то быть душа. Не может же быть так, чтобы её не было. Не зря же мы говорим – «на душе полегчало», «душа просит», «от души желаю», «душа поёт», «душенька моя»... так что, определённо должна быть душа. Может, у меня ещё не хватает сил, чтобы видеть? Или, может, у меня не хватает ума, чтобы понять то, что я уже вижу? Жалко, что я не астроном, думал он, может быть, будь я астрономом, я бы лучше разобрался, что здесь и как? Или, может, будь я каким-нибудь учёным, хотя бы, например, экономистом, я бы лучше мог понять, что я сейчас здесь вижу? В смысле, точно бы разобрался. И самое главное – как мне теперь с этим быть, и что мне теперь с этим делать?

А мир его жил, не задаваясь подобными вопросами, своей неведомой и непознанной жизнью. В нём постоянно что-то происходило – вот, блеснув яркой вспышкой новой звезды, пришла к нему мысль: – «Был я раньше просто психом, а теперь стал психом ненормальным». Звезда угасла – мысль ушла. Вот зелёная вспышка в прагматичном шаровом скоплении: – «Всё, в понедельник иду в кадры требовать восстановления в прежней должности, старых глюков у меня уже точно не будет». Вот туманными, лиловыми облаками вторглись в поле его «зрения» смутные сомнения:

– «Да я ли это? Да со мной ли всё это творится? Может, во сне мне просто снится сон – что я пошёл на Остров, встретил Снеж, разбудил Синего в своей душе и вселил его в лохматую точку, что Валетчик заменил Стекляруса, и что я могу видеть разные непонятные штуки, например, как вокруг Снеж крутится чёрная муха...»

И из мрачных пустот диких неосвоенных пространств гулким эхом донеслись до него неясные раскаты волн смутного беспокойства:

– «Что это за муха такая странная? Чего она к ней прицепилась? И не причинит ли она ей вреда или, не дай бог, какого-либо ущерба? В смысле, не опасно ли это?»

И пошли по бескрайним пространствам его внутреннего мира вспыхивать и разгораться разные встревоженные мысли на тему – что такого страшного может представлять эта муха для Снеж, да и муха ли это вообще, ведь зима на дворе, и все действительно нормальные мухи спят до весны снулым сном. И затмив все эти неоформленные до конца сомнения и волнения, полыхнула в центре звёздного роя Верности и Долга ослепительно чёрная ультрафиолетовая вспышка сверхновой:

– «Восстань от сна! Прекрати дрыхнуть, она в опасности! Иди немедленно на Остров и покончи с угрозой навсегда!».