что это не мое дело.
- Родители Ленор еще живы?
- О, нет. Марселла умерла от рака в 1976, ее муж - на год позже, от инфаркта.
- И никаких родственников не осталось?
- Две сестры, но они обе вышли замуж и уехали. Это было после ее смерти. Семья
разрушилась. Я не знаю, где эти девочки. Отец Ксавьер может знать.
Я вспомнила о двух фотографиях, которые нашла.
- Я видела фотографию Ленор в день ее конфирмации. Ей должно было быть двенадцать
или тринадцать.
- Одиннадцать с половиной. Я была там в тот день. Она была чудесным ребеном и
чудесной молодой женщиной.
- Почему она покрасила волосы?
- Кто?
- Ленор. На фотографии ее с Эйприл. Я была поражена, какой несчастной она выглядит.
Она обесцветила волосы, и я подумала, не было ли это изменение признаком ее болезни.
Клара смотрела на меня с удивлением.
- Ленни никогда не красила волосы. Она всегда была брюнеткой.
- Только не на той фотографии.
- Я так не думаю. Тут должна быть какая-то ошибка.
Я достала из пакета фотографию Ленор и Эйприл в красной кожаной рамке и толкнула к
ней по столу.
Клара едва взглянула на нее.
- Это не Ленни.
- Кто же тогда?
- Нед и его мать, Фрэнки. Эта фотография была сделана за два дня до того, как она ушла.
Я взглянула еще раз.
- Вы хотите сказать, что это мальчик? Я думала, что ребенок - это Эйприл.
- Она была копией Неда в этом возрасте, но это не она. Это он.
- Разве это не выглядит как маленькая девочка?
- Конечно. Даже когда мальчику было почти четыре, Фрэнки отказывалась его подстричь.
Только после того, как она ушла, отец отвел его к парикмахеру и велел все сбрить. Бедный
малыш рыдал так, будто у него сердце разрывалось.
Я взглянула еще раз, все еще только наполовину убежденная, и вернула фотографию в
пакет.
- Остался еще кто-нибудь, кто служил в то время в полиции? Потому что я хотела бы
поговорить с кем-нибудь, кто хорошо помнит смерть Ленор.
- Я знаю джентльмена, который работал в офисе коронера. Стенли Мунс сейчас на
пенсии, и не знаю, насколько он сможет помочь. Его сейчас нет, он поехал к дочери, но я
могу спросить, когда он вернется. Я не думаю, что проводилось какое-то особенное
расследование.
- Собирался ли Пит говорить с кем-нибудь, кроме вас и священника?
- Я знаю только об отце Ксавьере.
- Я бы сама хотела с ним поговорить. Это было основной причиной моего приезда.
- Он будет в церкви. Вы знаете, где это?
- Я проезжала мимо. Вы не возражаете, если я упомяну о нашем разговоре?
- Вам не нужно мое разрешение. У меня нет от него секретов. Он до сих пор каждую
неделю слушает мою исповедь, хотя мои грехи так скучны, что он засыпает.
- У вас есть моя карточка. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните? Можете оформить
звонок на мой счет.
- В этом нет нужды. Я расскажу мистеру Мунсу о ваших вопросах, и посмотрим, вспомнит ли он ее.
24
До церкви Святой Елизаветы было десять минут езды. Учитывая тот факт, что у меня
практически не было опыта общения с католической церковью, я не была уверена в том, как меня примут.
Я вышла из машины, с почтовым пакетом в руках, о котором я теперь думала как о
пропуске. У меня был выбор между самой церковью, зданием администрации и зданием
религиозного образования, которое включало приходскую школу Святой Елизаветы, от
нулевого до восьмого класса.
Сначала я зашла в здание церкви, где дверь стояла открытой. Зашла в плохо освещенное
фойе и обнаружила, что двойные двери в церковь закрыты. Я задержалась, чтобы
захватить программу на эту неделю. Там были перечислены Пастор и Заслуженный
Пастор, вместе с Отцом Ксавьером, ушедшим на покой, и отцом Рутерфордом, помощником по выходным. Мессы начинались каждый день в 7.45, две в субботу и две в
воскресенье.
Крещения происходили в первое и второе воскресенье каждого месяца. Свадьбы могли
быть назначены только при условии, что жених и невеста были уже зарегистрированы и
являлись активными членами прихода Святой Елизаветы не меньше года.
Ясно, что здесь не было места скороспелым брачным авантюрам.
Я переложила пакет в левую руку и засунула четырехстраничную программу в сумку.
Вернулась на стоянку и заметила стрелку, указывающую на маленькое строение, которое я
приняла за хозяйственное. Я чувствовала себя непрошенным пришельцем, кем, конечно, я
и была, понятия не имея, как себя вести.
Я подошла к двери с надписью “Офис” и заглянула через стекло. Никого не было видно.
Попробовала ручку и убедилась, что дверь не заперта. Открыла ее и просунула голову.
- Алло?
Ответа не было. Я поколебалась и вошла. Внутри было довольно обычно. Кроме
небольшого количества предметов религиозного искусства, это был офис как офис: два
стола, стулья, шкафы для докуменов, книжные полки.
Я услышала приближающиеся шаги, и из короткого коридора справа появилась женщина.
Ей было за семьдесят, и гало из седых кудряшек у нее на голове напомнило мне рекламу
домашнего перманента той поры, когда я была маленькой девочкой. В те дни перманент в
парикмахерской стоил пятнадцать долларов, в то время как набор для домашнего
перманента стоил два. Туда входил пахнувший серой крем и папильотки. Экономия сама