9 тайных посланий от монаха, который продал свой «феррари»

Пока я шел вдоль фундаментов домов, оставшихся от Ле Бютро, развалившихся настолько, что они скорее напоминали просто оголившиеся кусочки скал, я пытался представить, как большие семьи могли жить в столь крошечных зданиях. За домами простирались открытые площадки – то, что раньше использовалось как пахотные поля, – вплоть до реки Четикамп. Сложно представить, как им удавалось вести хозяйство на столь неровной местности или целыми днями болтаться в тонкой рыболовецкой лодочке. На табличках у дороги я прочитал, что, когда море очищалось ото льда, мужчины проводили дома в Ле Бютро только воскресенье, а на неделе возвращались в рыболовецкие лачуги в Четикамп или Ля Блок. Зимой некоторые семьи переходили замерзшую реку, чтобы добраться до города за покупками или – в более поздние годы – чтобы пойти в школу. В теплое время года, чтобы добраться до города, они ходили по дороге для повозок, по остаткам которой я как раз и шел.

На этом клочке земли людей было мало. В 1936 году тут было всего две семьи по фамилии Ле Бланк, а вместе с ними Чейссоны, Ле Брунсы и Девуа. В каждой семье было от девяти до одиннадцати детей. Итого человек пятьдесят.

Насколько сильно мой мир отличался от этого! Сотни коллег, друзей и соседей, окружающих меня на мили и мили вокруг. Восемьдесят первоклашек в школе Адама. Так много людей. Я подумал о записке Джулиана: внимательно выбирайте окружающих вас людей. У меня был выбор. В прошлом многие люди не могли позволить себе такой роскоши. Выбирать особенно не приходилось, однако сколь много зависело от той горстки людей, которые окружали тебя в жизни!

Вид с вершины Ле Шмэн дю Бютро открывался и впрямь изумительный – внизу простиралось побережье с песчаными пляжами, вдали виднелась синяя водная гладь. Но этот прекрасный пейзаж был только началом.

Час спустя, когда я, сидя в машине, выезжал на плоскогорье, крутые повороты, резкие спуски и подъемы заставили меня призадуматься, как вообще можно было передвигаться по такому рельефу без современного шестицилиндрового механизма. Ясно было, почему эта часть земли остается столь слабо населенной. Я очень часто останавливался, чтобы полюбоваться на окружающий пейзаж, всматриваясь в океан или оглядываясь на темно-зеленые склоны гор. Я проехал мимо музея китов в Плезант Бэй, подумав, что обязательно должен вернуться сюда вместе с Адамом. Я притормозил, чтобы взглянуть на летний домик Александра Грехэма Белла, расположенный рядом с Ингониш. Долгое время я сидел на пляже Рек Ков, завороженно наблюдая, как волны разбиваются о гальку на берегу. Был уже поздний вечер, когда я въезжал обратно на подъездную аллею около дома Мэри и Ангуса.

Ужин, который организовала Мэри, действительно оказался весьма необычным. Стол ломился под горами лобстеров, а когда их убрали, воздух наполнился звуками скрипок и губных гармошек. Друзья Мэри и Ангуса были энергичными, интересными и веселыми людьми. Они обсуждали все: от политики и искусства до мировых проблем и музыки. Но больше всего мне, пожалуй, был приятен разговор с отцом Ангуса еще до приезда всех гостей.

Я предложил свою помощь на кухне, но Мэри отправила меня в гостиную:

– Выпейте по пиву с Доном. Мы с Ангусом вдвоем работаем быстрее.

Дон был невысоким человеком, но крепкого телосложения, какое бывает у людей, зарабатывающих себе на жизнь физическим трудом. Его жилистые руки были в мозолях, плечи слегка сутулыми, но в глубине зеленых глаз светилась задорная искорка.

Я захватил нам с кухни по бутылке пива (Дон только буркнул «кхм», когда я спросил, нужен ли ему бокал). Затем мы оба плюхнулись в глубокие кресла в гостиной и стали разглядывать деревья, что росли перед домом. Ангус уже рассказывал мне, что его отец работал шахтером, но мне было очень интересно узнать, что это была за жизнь.

Дон, казалось, с удовольствием готов был поделиться со мной подробностями.

На шахтах он начал работать, когда ему было тринадцать.

– Мой отец и все дядьки начинали в десять. Но, когда я подрос, ограничение подняли до четырнадцати лет. Но деньги-то нам были нужны. Так что я не стал ждать. Я прибавил себе годок, а отец и его ребята меня поддержали.

Мальчишкам не разрешалось копать уголь. Вместо этого малыш Дон сидел по двенадцать часов в кромешной тьме, дожидаясь удара в огромные деревянные двери, отделяющие зону добычи угля от шахт. Он запускал шахтеров внутрь и выпускал обратно, когда их тележки уже были нагружены.

Дон сказал, что, когда он стал достаточно взрослым, чтобы копать и возить уголь, ему было уже не так одиноко. Рабочим удавалось найти способ скоротать время. Они шутили и рассказывали истории. Пели вместе народные песни и баллады. Но дни все равно тянулись очень долго. Зимой шахтеры спускались вниз затемно и выбирались на поверхность тоже в темноте.

– Долгие месяцы мы видели солнце только по воскресеньям, – сказал Дон посмеиваясь.

И еще были взрывы.

– Я застал шестнадцать, – сказал Дон, потирая лоб рукой.

Взрывы угольной пыли и газов, накопившихся в шахтах, отняли жизни очень-очень многих его друзей и родственников.