8cf5dd0af9114105c680adb811826a57

— Послушай меня, братик, — в глубине её глаз всё ещё плескались слёзы, но Оливия, пересилив себя, продолжала ломать комедию. Очевидно, что желание окончательно выбить Виктора из колеи было сильнее. — Ты мне вовсе не братик. Да, я дочь Теодора Блэйна. Но тебя, кроме имени и отвратительных наклонностей, ничего с ним не связывает.

Он отшатнулся, высвобождая разом вспотевшие ладони.

— Что за бред ты несёшь?!

— Твоя мать была одной из его жертв. Ты, наверное, и сам догадывался. Стокгольмский синдром — отличная штука, правда? Она была одной из тех пленниц, которые смогли в какой-то извращённой форме полюбить своего насильника. И она осталась с ним добровольно. Только вот похитил он её беременной. Ты оказался довольно сильным малышом, раз уж смог выжить в таких условиях.

— Ты врёшь, — выплюнул Виктор, поднимаясь.

Цепи зазвенели, натянувшись до предела. Металлические ножки отодвинутого стула, проехавшись по полу, издали неприятный скрежет. Надзиратель, схватившись за свой пояс с закреплённой на нём дубинкой, дёрнулся. И в то же мгновение раздался странный щелчок, а комнату наполнил поразительно спокойный голос Форда:

— Сядь, Блэйн.

— Что за игру вы затеяли?! — Виктор в гневе уставился на собственное отражение в зеркале, представляя перед собой поганую рожу Сойера, стоявшего по ту сторону. — Хотите, чтобы я купился на такую дешёвку?

Дверь в комнату распахнулась, и на сцене появилась Доусон. Обменявшись многозначительными кивками с Оливией, Габриэла уселась на стоявший рядом с ней стул и веером разложила на столе несколько разноцветных пластиковых папок. Затем сдержанно, не поднимая головы и не глядя на Виктора, вымолвила:

— Тебе ведь сказали. Сядь.

Вэйл послушался. Сел. Хотел скрестить руки на груди, но в последний момент вспомнил о проклятых кандалах и уложил их перед собой ладонями вниз, кончиками пальцев касаясь разложенных Габриэлой документов.

— Ну? Теперь вы поведаете мне, зачем устроили весь этот спектакль?

Доусон пробежалась взглядом по папкам и остановила свой выбор на жёлтой.

— Думаю, понять, что это такое, тебе будет не так уж и сложно, доктор, — она раскрыла папку и, вынув несколько листов, передала их Виктору. И, пока он ошалело вчитывался в скакавшие перед глазами строчки, невозмутимо вещала: — Ты вот вроде умный парень, столько лет головы всем дурил, жил под чужим именем, следы своей деятельности отлично заметал, но неужели ты не испугался, когда мы заинтересовались историей Ингрид Сноу? Ты ведь должен был догадаться, что после чудесного воскрешения Кэссиди у следствия появятся вполне резонные подозрения относительно реальности смерти Теодора Блэйна? И, как провозившийся в морге большую часть своей жизни человек, должен был понимать, что образцы его ДНК хранятся в базе.

Побледневший Виктор отложил оба листка с медицинскими заключениями в сторону. Доусон, не скрывая своего злорадства, продолжила:

— Сообразил теперь? На начальном этапе расследования мы убедились в том, что Теодор Блэйн гниёт в могиле. И тогда взялись за его сына, тоже слишком удачно оказавшегося мёртвым. Пришлось провести сравнительный анализ ДНК всех главных фигурантов дела с образцами крови Блэйна. Мы искали совпадения. И было выявлено лишь одно. Мы искали сына, но нашли дочь. Оливию Мур, — Доусон указала на один из лежавших перед Виктором документов. — А тебе, — кивок в сторону второго листка, — в некотором роде повезло. Повезло остаться вне подозрений. Если бы ты оказался его настоящим сыном, мы бы сразу на тебя вышли.

Повезло… Вэйл потёр пальцами занывшие виски, стараясь переварить полученную информацию.

— Так что, как видишь, я тебе не врала, — холодно бросила Лив, заставляя Виктора перевести взгляд на неё. — Нас с тобой ничего не связывает.

— Здесь всё, что у нас есть на твою мать, — слово вновь взяла Доусон. И даже подтолкнула к нему следующую, уже зелёную, папку, но Вэйл никак не отреагировал, продолжая пялиться на Оливию.

Она не его сестра. Невероятно! Он потратил столько лет впустую… Вся его жизнь была построена на заблуждениях! А… а что бы изменилось, если бы он знал правду? Как сложилась бы его судьба, если бы он не вздумал броситься на поиски Ингрид Сноу, чтобы отомстить? Стал бы он убивать сам, если бы знал, что не был рождён чудовищем? Что его кровь не была испорчена генами серийного убийцы?

Он искал себе оправдания в наследственности, но ошибался. Перед ним сидела та, что носила в себе частичку монстра, которого он считал отцом. И он видел в ней тьму. Видел не раз. Но тем не менее ей удалось сохранить в своей душе и свет.

— Лив… — он не знал, что сказать, но просто молчать больше не было сил. — Это ведь… это не меняет главного. Мы ведь…