- А я уверен, - возразил я, - что ты потерпел безнадежное поражение и не смог драться, потому что чувствовал, что «Дух времени» - против тебя. Иначе как глупый и узколобый судья смог бы заставить тебя замолчать? Думаешь, меня он смог бы заставить молчать? Мне не заткнули бы рот все судьи христианского мира. Приведу пример. Вслед за Вольтером я считаю, что, когда скромность покидает нашу жизнь, она переходит в наш язык в форме ханжеского жеманства. Я уверен, что наша нынешняя привычка не обсуждать в книгах вопросы сексуальности обязательно исчезнет, свободная и исполненная чувства собственного достоинства речь заменит нынешние похотливые слюни. Я давно считаю возможным и даже вероятным, учитывая нынешнее состояние английского социума, в котором мы до сих пор пребываем под игом необразованного и ханжеского мещанства среднего класса, что мне придется отвечать на обвинения в издании непристойной книги. Как видишь, поток времени - против меня. В привольные времена Елизаветы, в модные времена Георгов свобода слова была обычным делом, а в наше время это - табу. Следовательно, наши истории в чем-то похожи. Думаешь, в такой ситуации я испугаюсь или позволю судье заткнуть мне рот? Я буду защищаться перед судьей и присяжными, абсолютно уверенный в победе! Я не буду умалять мною написанное, не попытаюсь это оправдать - я буду пытаться доказать свою правоту. Я буду доказывать правоту каждого написанного мною слова, а в конце заявлю судье и присяжным, что, если они осудят и накажут меня, они лишь сделают мой окончательный триумф более очевидным. «Все великие люди прошлого - на моей стороне, - воскликну я. - Все великие умы наших дней в других странах, и некоторые величайшие умы Англии. Осуждайте меня на свой страх и риск - вы осудите лишь себя. Вы плюете против ветра, и стыд прилипнет к вашим собственным лицам».
Думаешь, меня обрекли бы на страдания? Сомневаюсь на этот счет, даже в Англии наших дней. Если я прав, а я уверен, что прав, меня окутает невидимое облако свидетелей. Ты увидишь странное движение общественного мнения в мою пользу. Судья, вероятно, прочтет мне нотацию и назначит наказание, но если приговор будет исполнен злобной мстительности, к министру внутренних дел обратяться с петицией, возникнет общественное движение в мою пользу, в итоге оппозиция будет сметена. Я в этом глубоко убежден. Если бы я не верил всеми фибрами души в то, что этот несчастный глупый мир честно ищет наощупь дорогу к алтарю Господа, а не вниз, я бы отказался жить в этом мире даже час.
- Фрэнк, зачем ты со мною споришь? Это так грубо с твоей стороны.
- Чтобы заставить тебя хотя бы сейчас развернуться и вытащить себя за волосы из болота. Тебе за сорок, самые яркие ощущения жизни - позади. Одумайся, пока есть время, вернись к работе, напиши свою балладу и пьесы - тогда не только Александер, но все люди, имеющие вес, лучшие умы всех стран, соль земли, дадут тебе второй шанс. Начни работать, и все будут носить тебя на руках. Человек тонет в нечистотах только из-за своего собственного веса. Если ты не приносишь плодов, почему люди должны о тебе беспокоиться?
Оскар пожал плечами и отвернулся от меня с презрительным равнодушием.
- Фрэнк, я сделал достаточно для того, чтобы они меня уважали, а взамен получил лишь ненависть. Каждый страдает от своего изъяна. Хвала Господу, жизнь - не без благости. Прости, что не могу тебя порадовать, - и добавил беззаботно. - М. пригласил меня провести с ним лето в Гланде, в Швейцарии. Ему всё равно, пишу я или нет.
- Поверь, - закричал я, - я пекусь вовсе не о своем удовольствии. Какая мне разница, пишешь ты или нет? Я пекусь лишь о твоем благе.
- О, благие намерения! У человека такие друзья, каких он заслуживает: общественная ненависть или презрение - как пожелаешь.
- Ну, надеюсь, я всегда буду твоим другом, - ответил я. - Но ты всё равно должен понять, Оскар: кто угодно устанет нести пустой мешок.
- Фрэнк, ты меня оскорбляешь.
- Я не хотел, прости. Никогда больше не позволю себе столь грубую честность, но ты должен хотя бы однажды услышать правду.
- Значит, Фрэнк, ты печешься обо мне, лишь когда я с тобой согласен?
- О, так не честно, - ответил я. - Я изо всех сил пытаюсь помешать тебе совершить самоубийство души, но если ты полон решимости это сделать, не могу тебе помешать. Мне придется отойти в сторону. Я не могу тебе помочь.
- Значит, ты не будешь мне помогать до конца зимы?
- Конечно буду, - ответил я. - Я сделаю всё, что обещал, и даже больше, но это - предел, а до сих пор меня ограничивали лишь мои силы, а не моя воля.