812c16bc4d48fdee984253428f1a0f6d

- Если бы я вышел из тюрьмы через полгода, как надеялся, я покинул бы свое узилище с отвращением, ненавидя всех ее чиновников, горечь ненависти отравляла бы мне жизнь. У меня было еще полгода заключения, но человечность оставалась с нами в тюрьме всё это время, и теперь, выйдя на волю, я всегда буду помнить величайшую доброту, которую здесь проявляли ко мне почти все, и в день освобождения я горячо поблагодарю многих людей и попрошу их в свою очередь тоже помнить обо мне.

И этого человека судья Уиллс назвал нечувствительным к голосу возвышенного.

Я вновь проведал Оскара некоторое время спустя. Изменения с ним произошли разительные. Он был весел, воодушевлен, выглядел лучше, чем когда-либо: очевидно, строгий тюремный уклад ему подошел. Встретил он меня шуткой:

- Фрэнк, это ты! - воскликнул Оскар, словно удивившись. - Как всегда - оригинален! Ты вернулся в тюрьму по собственной воле!

Оскар сообщил, что новый начальник тюрьмы, майор Нельсон, добр к нему, насколько это возможно. Его не наказывали уже несколько месяцев, и «О, Фрэнк, как же это приятно - читать, когда захочешь, писать, когда есть вдохновение - радость жизни вернулась!». Состояние Оскара настолько улучшилось, что меня радовали его речи.

- Какие у тебя есть книги? - спросил я.

- Я думал, мне захочется перечитать «Царя Эдипа», - мрачно ответил Оскар, - но я не могу это читать. Всё это - какое-то ненастоящее. Потом я подумал о Святом Августине, но он - еще хуже. Отцы Церкви по-прежнему далеки от меня, все они с такой легкостью смогли раскаяться и изменить свою жизнь: мне это столь легким не кажется. В конце концов я остановил свой выбор на Данте. Данте - именно то, что нужно. Прочел всё «Чистилище», заставил себя прочесть его на итальянском, чтобы в полной мере прочувствовать вкус и значение поэмы. Данте тоже спустился в бездну, испил горький напиток отчаяния. Когда выйду, хочу составить маленькую библиотеку, избранные книги. Может быть, ты мне поможешь их достать. Хочу книги Флобера, Стивенсона, Бодлера, Метерлинка, Дюма-отца, Китса, Марлоу, Чаттертона, Анатоля Франса, Теофиля Готье, Данте, Гете, стихи Мередита и его «Эгоиста», «Песни царя Соломона», «Книгу Иова» и, конечно, Евангелие.

- Я с радостью достану для тебя эти книги, - сказал я, - если пришлешь мне список. Кстати, я слышал, ты помирился с женой, правда ли это? Мне будет приятно узнать, что это - правда.

- Надеюсь, всё будет в порядке, - мрачно ответил Оскар, - она очень хорошая и добрая. Думаю, ты слышал, - продолжил Оскар, - моя мать умерла после того, как меня посадили сюда, в моей жизни возникла огромная пустота...Я всегда относился к матери с величайшей любовью и восхищением. Она была великой женщиной, Фрэнк, идеальной идеалисткой. У моего отца когда-то были неприятности в Дублине, наверное, ты об этом слышал?

- О да, - ответил я. - Читал об этом деле. (О нем рассказано в первой главе этой книги).

- Так вот, Фрэнк, она поднялась на трибуну и давала показания с невероятным спокойстивем, с полным доверием, без тени обычной женской ревности. Она не могла поверить, что мужчина, которого она любит, может оказаться человеком недостойным, и ее уверенность была столь абсолютной, что передалась присяжным. Ее доверие было столь благородным, что присяжные тоже его испытали, признали моего отца невиновным. Невероятно, правда? Она была полностью уверена в том, какой будет вердикт. Лишь благородные души обладают такой уверенностью и спокойствием...

 

"Сперанца": леди Уайльд в юности

 

Когда мой отец умирал, было то же самое. Она всегда сидела у его изголовья в черной вуали, в безмолвном спокойствии. Ничто никогда не могло поколебать ее оптимизм. Когда смерть забрала мужчину, которого она любила, она приняла это столь же умиротворенно, и смерть моей сестры она перенесла столь же возвышенно. Моя сестра была чудесным созданием, такая веселая и резвая, я называл ее «солнечным светом во плоти».

Когда мы ее потеряли, мать просто приняла это, для ребенка так было лучше всего. У женщин мужества бесконечно больше, чем у мужчин, тебе так не кажется? Я никогда не встречал никого, обладающего столь безграничной верой, как моя мать. Она была одной из величайших личностей этого мира. Не решаюсь подумать, что она выстрадала после вынесения мне приговора - уверен, ее страдания были безграничны. Она возлагала на меня большие надежды. Когда ей сказали, что она умирает и не сможет меня увидеть, поскольку мне не позволили поехать к ней, она сказала: «Да поможет ему тюрьма» и отвернулась к стене.

Она относилась к тюрьме так же, как ты, Фрэнк, и на самом деле, думаю, вы оба правы: тюрьма мне помогла. Теперь я понимаю то, что не понимал раньше. Понимаю, что такое сострадание. Прежде я думал, что произведение искусства должно быть красивым и веселым. Но теперь я понимаю, что этого идеала недостаточно, это - просто поверхностно: в основе произведения искусства должно лежать сострадание, книгу или стихотворение, в котором нет сострадания, лучше вообще не писать...