Не помня себя, Токарь начал хлестать наотмашь по круглым ягодицам Нины.
– А так?! Так тебе нравится?!
– Еще! Сильнее!
Хлеща ладонями что есть мочи, одуревший Токарь прижигал нежный участок тела девушки до тех пор, пока на нем не начали образовываться кровавые следы, но и после этого он не остановился.
– А! – вскрикивала Нина на каждый удар. Она плакала, но не просила остановиться. Ее ягодицы покрылись кровяными подтеками.
– М-м-м-м, – в беспамятстве стонала она, закусив кулак.
С каждым яростным проникновением Токарь врезал бедра девушки в край кухонного стола, на котором она лежала распластанная, как половая тряпка, перепачканная остатками ужина, уперевшись лбом в лакированное дерево.
– Так?! Так?! – вопил озверевший Токарь.
– Сильнее… – слабым голосом сказала Нина.
Токарь кончил в нее. Это был самый сильный оргазм, который он когда-либо испытывал. Его лихорадило. Бешено колотилось сердце. В ушах стоял оглушающий звон. Он с трудом держался на ногах и, чтобы не рухнуть на пол, оперся руками об стол. Перевел дыхание.
Нина открыла глаза.
– Тебе было хорошо? – еле слышно прошептала она обессиленным голосом и сама ответила: – Да, тебе было, – облизнула пересохшие губы и усмехнулась, – хотя я и не уличная девка, а твоя Нина.
Токарь молчал, бессмысленно таращась на ее спину и чуть ниже спины, туда, где сквозь кровь багрянцем вырисовывались контуры его ладоней. Ему захотелось поцеловать Нину, но вместо этого злобно сплюнул в ее сторону, попав девушке на волосы.
– Собака, – сказал он, натянул штаны и, покачиваясь, вышел из номера, шарахнув за собой дверью.
Оказывается, не так уж это и больно. Зато выглядит весьма убедительно. Если сейчас я не сдохну, то спасу себе жизнь. Вот такой вот дурацкий парадокс.
Особенно эффектно получается, когда я сплевываю кровь. Очень по-киношному смотрится. Глядите. Тьфу.
Мерзость! И вы только полюбуйтесь на эту лужицу! Снова абрис кита, чтоб его! Забавно даже. Может, кто-нибудь из вас в курсе, что это значит?
Наверное, ни хрена это не значит.
Интересно, я умираю или нет? Я ведь никогда до этого не умирал. Кто его знает, как оно там на самом деле происходит. Вот сижу я сейчас здесь, весь такой живой, с гвоздем в теле, чувствую себя относительно хорошо, не вижу никаких тоннелей с ярким светом в конце, а потом раз – и помер.
Блин, надо было читать медицинскую литературу вместо бесполезных Буниных и иже с ними.
В одном из бараков парень жил один. Разумеется, раб, как и я. Сидел он всего ничего: правил игры еще не выучил.
Ему говорят: «ты петух», он отвечает: «дальше что?» Ему говорят: «ты обиженный», он в ответ: «ты повторяешься, говори, чего тебе надо». Его спрашивают: «сосать будешь?» «Пошел на хрен», – бросает тот гневно и получает ногой в голову. Всего один раз. Вообще-то эти сволочи за подобные слова забивают до полусмерти, а иногда (вернее – частенько) и до смерти, но в тот раз, видимо, не очень-то хотелось ублюдкам отмороженным заморачиваться.
К чему я это все.
Через пару минут мой приятель уже пил чай как ни в чем не бывало. А вечером умер. Впал в кому и умер.
Эх, да чего там! В конце концов, ведь вы держите в руках не детективный роман. Незачем закручивать интригу. Скажу прямо: я тоже умру. Сегодня. Через пару часов. И знаете, я буду этого хотеть.
А теперь немного о хорошем… кхе-кхе… тьфу…
На нашей планете стало на одну тварь меньше. Не в прямом смысле конечно. Но можете мне поверить, для него все кончено. Я говорю о том тупом садисте, в рожу которого я сегодня плеснул мочой. Вы бы видели его глаза, когда он все понял. Когда он увидел в моей руке пластмассовую баночку для анализов, которую я спер из санчасти… Клянусь, клянусь вам, друзья, он отдал бы все на свете за то, чтобы в баночке оказалась серная кислота вместо мочи! Сдирая кожу с лица, он был бы счастлив.
Ну уж нет, приятель. То была моча. Самая настоящая. Свежая. С резким характерным запахом и солоноватая на вкус. И это видели по меньшей мере человек сто. Отвертеться а-ля «не попал» или «это был яблочный сок» не получится.
Зря смеетесь. Чем выше у человека статус в тюремной иерархии, тем более нелепые встречаются порой отмазки.