7c022cd926f447c6c6400001999174ac

- Отец, отпусти меня.

- Куда? – В глазах Одина лишь легкая заинтересованность. Скорее дань вежливости, нежели любопытство.

- В Нифельхейм. Ты пообещал их послам военную помощь.

- И я сдержу обещание. Три сотни асгардских воинов выступят завтра с рассветом.

- Разреши мне их возглавить.

- Зачем? – холодный взгляд, непроницаемое лицо. Перед Тором Царь – не отец. И мелькает мысль: неудивительно, что Локи всю жизнь пытался тебе что-то доказать. Пробить ледяной панцирь отчужденности. Достучаться. Мне еще досталось немного твоей любви, Локи же – одни крохи.

Что мне тебе ответить?

И неожиданно для себя Тор говорит правду.

- Я не могу тут больше. Прости, отец. Я старался. Видят боги, я старался! Но больше так продолжаться не может. Я задыхаюсь в этих стенах. Здесь каждая вещь… каждый камень напоминает о нем.

На последнем слове голос срывается.

И снова – изо всех сил сжать кулаки. Держаться! Не здесь. Не сейчас.

- Ты говоришь о брате? – в голосе отца впервые проскальзывает живое чувство. Любопытство?

Тор вскидывает глаза и видит, что отец, чуть подавшись вперед, внимательно смотрит на него. И в глазах странное выражение. Болезненное внимание и что-то еще… страх? Нет. Тогда что?

- Ты говоришь о Локи? – неожиданно мягко повторяет Один.

И, как всегда в последние месяцы, при звуке этого имени Тор начинает задыхаться, словно выброшенная на берег рыба, рваными всхлипами втягивая в себя воздух.

- Отец… я…

Он вновь впивается ногтями в ладони, пытаясь обуздать эмоции. И вдруг четко осознает, что сил сдерживаться просто не осталось. Кончились силы. Выпиты бессонницей темных и душных ночей. Вытекли вместе с кровью, капающей с разбитых костяшек пальцев. Утонули в хмельной попытке забыть… не видеть…не думать.

Тор до крови закусывает ладонь, из последних сил стараясь сдержать подступающие к горлу рыдания. Могучее тело колотит как в лихорадке. И внезапно прохладные пальцы на плече – словно ожог.

- Тор, – тихо произносит Один. И Тор с глухим стоном падает на колени, к ногам отца, вцепившись зубами в собственную руку и сглатывая соленую влагу – то ли кровь, то ли слезы. Ему уже не важно, что подумает о нем царь Асгарда. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что последний раз он позволял себе подобное в далеком детстве. Но он не может остановиться, давясь так долго сдерживаемыми слезами.

А Один выглядит неожиданно растерянным. Протягивает руку, чтобы коснуться волос сына, но в последний момент отдергивает. Закусывает губу. И если бы Тор видел сейчас его лицо… если бы видел…

Но он не видит. Он плачет. Плачет, словно ребенок, вжимаясь лицом в отцовские колени. Ища хотя бы каплю утешения, хоть толику тепла.

- Я виноват, – глухо выстанывает Тор, – я так виноват!

Лицо Одина дергается, словно от боли. Он тянет руку ко лбу, прикрывает глаза, пытаясь вернуть себе самообладание. Судорожно стискивает на груди меховой плащ.

- Расскажи мне, сын. – Собственный голос кажется ему хриплым и чужим. Впрочем, так оно и есть. – Расскажи, в чем твоя вина.

«Может, лучше не надо?» – опасливо вопрошает внутренний голос, но Всеотец не обращает на него внимания. Кончиками пальцев касается склоненной головы сына и снова просит: «Расскажи».

Медленно, словно каждое движение причиняет острую боль, Тор тянется к вырезу рубахи.

Пальцы скользят под ткань, извлекают тонкую, почти невидимую цепочку. И Один тратит все силы на то, чтобы не отшатнуться. Потому что уже знает, что там, в маленьком овальном медальоне, на другом конце цепочки. Знает, но все равно завороженно смотрит, как Тор нажимает на середину медальона, как медленно откидывается крышка и взору предстают две крепко сплетенные пряди волос: золотая, словно пшеничное поле под лучами восходящего солнца, и черная, цвета воронова крыла.

- Мне было десять, – шепчет Тор. – Мне было десять, а я помню все, как будто это было вчера. Наверное, именно тогда я впервые понял, что я… я… – задыхается. Сглатывает. – А потом… все оставшееся время… все эти столетия я просто отрицал очевидное. И если бы я не был таким глупцом… если бы хоть раз удосужился признаться…хотя бы самому себе…

Тяжело дыша, Тор замолкает. А потом вдруг светло улыбается:

- В тот день Локи пришел ко мне после полуночи…

- Тор!

Тишина.

В настежь распахнуты окна покоев струится призрачный звездный свет. Серебрит спутанные пряди золотистых волос и плотно сомкнутые ресницы десятилетнего принца.

- Тоооор! – за шепотом следует увесистый тычок в спину, – а ну просыпайся!

Худенький черноволосый мальчишка нетерпеливо тормошит брата. Не выдержав, больно щипает за бок, и принц подскакивает на кровати, хлопая мутными со сна глазами.

- Локи? Что?..

- Вставай немедленно! Битый час тебя бужу! Одевайся, иначе уйду один!

Тор встряхивает головой, прогоняя остатки сна. В глазах загорается озорной огонек и, не тратя больше времени на вопросы, он сползает с кровати.

Минута на то, чтобы одеться и двумя бесшумными тенями выскользнуть в извилистый коридор, ведущий из дворца.