76-Т3

Решетнев не мог клюнуть на ложные показания. Матвеенков и Мучкин соврать или ошибиться не могли. Гремучая совесть Решетнева встала в угрожающую позу. Он неумолимо заполнял накипью непорочные страницы жалобных книг. Решетнев был ярым материалистом и не верил ни во что фантомное. Он допускал, что материя может иногда переходить из одних форм в другие, но чтобы исчезала бесследно такими сгустками..? Невзирая на неувязки с кооперацией, друзьям удалось набрать четыре сетки неширпотребных продуктов. Плюс десять кило мойвы в нагрузку к дрожжам и зеленому горошку. Девушки с иняза прибыли за час до оговоренного срока и даже прихватили затравленную гербицидами елку, которая от трех игрушек согнулась в три погибели. Однако будничность интерьера «аквариума» с ее зеленой помощью была укрощена.

Татьяна встретила гостей как родных. С ними ей нечего было делить. Она не видела в них соперниц. В компании с ней они почувствовали себя, как в кавычках, и поспешили за столы. После короткометражного обращения к старому году в отсеченном от мира параллелепипеде начала твориться сплошная феерия. Быстрые танцы пошли без всяких ретардаций и вмиг вскипятили публику.

Страхуясь на всякий пожарный, вороны шарахнулись в пойму. Потом пообвыклись, подтянули дирижерские фраки и стали каркать на прохожих более дипломатично. Сквозь искрящиеся стекла танцующие походили на неземные существа. Да еще эти стробоскопы, создающие иллюзию замедленного темпа… Ссылаясь на недостаток кислорода, там обнимались две стихии. Океан с глубинным мерцанием и штормовым гулом и космос, со вспышками и черными провалами пауз. Они, неведомые и зовущие, схлестывались в маленьком коробке на самом дне декабрьской темени и порождали новую стихию — стихию дискотеки. В глазах и стаканах сверкал совершенно новый демон, никогда ранее ни в каких религиях и мифологиях не упоминавшийся. Огни, пометавшись в замкнутом пространстве, вырывались наружу. Над студгородком всходил свет, напоминающий зодиакальный.

Гостьи в благодарность за приглашение не гнушались даже Усовым, несмотря на его миниатюрность. Их среда выдвинула из своих рядов похожую на вертопраха дюймовочку. Молодые, как дети, впервые допущенные к взрослому столу, держались не очень официально.

Мурат напросился быть тамадой. Но заходил он издалека, слишком издалека. Пока пили за скот, за урожай, за аульных родственников, Брежнев закончил поздравление советскому народу. Поздравление восприняли очень критически — прозвучало много добавлений и пожеланий с мест.

Усов, успевший принять неспортивную дозу «Виорики», то и дело прорывался к микрофону и без спросу присоединялся к ажиотажу. На нем повисала дюймовочка, что-то шептала в ухо и пыталась усадить на место. Из глаз Усова истекала такая редкая любовь, что дюймовочка быстро оставляла его в покое. Пока торопили Мурата, пока напомнили, пока наполнили — загремели куранты. Напрасно рапирист испытывал себя в конферансе. Ему было не управиться одновременно и с Нинелью, и с толпой. Находясь в столь перекрестном положении, он быстро иссяк. Вожжи перехватил Артамонов и погнал людей дальше. У Рудика настроение было не в меру куртуазным. Накануне он получил с Ямала очередную сводку погоды за ноябрь. В сердцах он схватывал то одну, то нескольких педагогичек и тащил в круг. Пытался даже заговорить, но радиодело не очень смешило гуманитариев. Татьяна вела себя половинчато. То, оттолкнувшись от подоконника, танцевала, зажигая своими треморными движениями широкий спектр мнений в глазах публики. В эти моменты апериодические вспышки огней выхватывали из темноты, в основном, одну только ее.

Исполняя танец престижа, она самозабвенно играла нелегким телом, словно мстя сразу всем виновникам ее сегодняшнего одиночества. То набирала апельсинов и, бродя между парами, совала всем в рот оранжевые дольки. Усову по ошибке втолкнула кожуру. Он ничего не понял и попросил добавки. Или подсаживалась на шумок к Решетневу и наседала с вопросами по метагалактике. Чтоб подолгу не довлела, Виктор Сергеич, будучи под сильным допингом, стращал ее внеземными цивилизациями.

Нынкина и Пунтуса уже ничто не интересовало на этой дискотеке. Они устали отыскивать соединение, подобное их коменсалическому союзу, — а это было единственным способом стать счастливыми. Учтя долгий опыт симбиоза, они пришли к заключению, что разрозненные, удельные знакомства с девушками ни к чему не приведут. Сколько они ни пробовали, через неделю начинали скучать и томиться. Приходилось убегать от подруги и возвращаться к другу с виновато опущенными глазами.

— АББА? Нет? Значит, Бонни М, — корчил знатока Пунтус.

— Бонни М? Нет? Значит, АББА, — присоединялся к диспуту Нынкин через полчаса.

И сегодняшний вечер не подарил им двух подруг, между которыми существовала бы подобная связь.