74448eab7f274976a620d6ee094a8729

- Нет, – Тео вцепился в волосы Ники, отрывая от себя, – я хочу увидеть рассвет! Это такой восторг, когда восходит солнце! У нас на втором уровне такого не было, просто становилось светлее и все. А рассвет это, это как ария! Внутри все замирает от восторга, и хочется петь, и прыгать, и… целоваться! Вот так! – Тео ужом сполз ниже и, обхватив альфу за шею, стремительно поцеловал, закрывая от удовольствия глаза, – вот так!

- Ты такой романтик! – Доминик отодвинулся, выпуская из объятий возбужденное создание, - беги уже, а то опоздаешь.

Теодор сфокусировал взгляд и выскользнул из кровати. Доминик со вздохом лег на теплое местечко, принюхиваясь к оставшемуся запаху. Его персональный наркотик с перекинутой через локоть рубашкой выскочил из гардеробной, на ходу застегивая брюки. Он так рванул из спальни, будто без него рассвет не мог начаться! На кровать с характерным мурлыканием, цепляясь коготками за простынь, взобрался Полфунтика. Оказавшись наверху, котенок требовательно мяукнул.

- И тебе доброе утро! – Доминик протянул руку и в нее благодарно уткнулись мокреньким носиком, – один котенок убежал, второй прибежал. Пойдем, приведу себя в порядок и покормлю. Потерпишь? - Полфунтика уселся и начал вылизываться,- молодец!

Доминик встал с кровати и, подхватив котенка, направился в ванную.

***

Тео бежал как сумасшедший, застегивая на ходу рубашку. Небо за окнами уже начало краснеть. Он забежал в музыкальную комнату и бросился к окну. Успел! Осеннее солнце только-только начало облизывать верхушки деревьев. Тео с восторгом остановился у большого окна и запел: «Сердце волнует жаркая кровь… Кто объяснит мне, - это ль любовь?» Вначале негромко, будто стараясь не нарушить величественное и спокойное пробуждение божества, но чем выше поднималось светило, тем громче и ярче звучал его восторженный голос:

«Слова иного я не найду,

странно и ново то, что терплю.

Это волненье - тяжко, легко ль -

И наслажденье и вместе боль!

То задыхаюсь, то трепещу!

Слов нежных, ласки жадно ищу!

То жар опасный душу томит,

то хлад ужасный кровь леденит…

Бледнею, таю день ото дня,

чего желаю, - не знаю я.

Но пусть страданья мне уж невмочь -

хочу любить я и день и ночь!..

Сердце волнует жаркая кровь…

Кто объяснит мне, - это ль любовь?

Кто объяснит мне, - это ль любовь?»

Это была его, пожалуй, самая любимая ария Керубино из оперы Моцарта “Женитьба Фигаро”, легкая, изящная, как виньетка. Сальери вбил ее в голову еще при подготовке на прошлогодний конкурс, но в прошлом году Тео не смог вытянуть ее в полную силу, и разочарованный Сальери настоял на романсе, с которым Тео и выиграл конкурс. Но сейчас голос был сильным и звучным, а Тео переполняла такая радость, что, казалось, еще немного, и он сам взлетит в воздух, как птица, стоит только взмахнуть руками посильнее!

За спиной послышался легкий шелест. Закончив арию, Тео перевел дыхание от восторга, солнце уже показалось и постепенно наливалось золотом. Он прикинул в уме что бы ему еще спеть в такое шикарное утро - “Оду к радости” или рискнуть и исполнить из нового любимого? Омега попытался по памяти спеть арию из оперы Генделя «Ариадна на Крите», которую он разучивал на последнем уроке, до танцевального конкурса. Тео закрыл глаза и попытался вспомнить. Кажется, это начиналось так. Он сосредоточился, это ведь было совсем недавно, он пел с листа, и Сальери был доволен.

- Ты ошибся дважды, мой мальчик, - голос, прозвучавший за спиной, заставил Тео подпрыгнуть от неожиданности. Он оглянулся и застыл! Это была Ванесса собственной персоной. Она горящими глазами пожирала Тео, а ноздри ее безупречного носа хищно раздувались.

– Ты ошибся, мой мальчик, - повторила она, - тебе надо серьезнее относиться к своему голосу. Это - Божий Дар! Человеку дается такое богатство не для того, чтобы он фальшивил и горланил по углам, как низкий плебей! Ты обязан серьезнее относиться к своему голосу и беречь его. Я помогу тебе! Я покажу тебе величие успеха! Ты будешь блистать на всех знаменитых сценах! Весь мир будет с восторгом внимать твоему голосу! Я возведу тебя на самую вершину, и открою перед тобой все двери! Твой голос это дар богов, и я не позволю тебе бездарно его отринуть!

Тео в испуге попятился назад. Лицо Ванессы исказилось и стало похоже на лица религиозных фанатиков. В ее взоре было столько огня, что омеге стало не по себе. Ему показалось, что еще немного, и этот самый огонь сожжет его, как костер инквизиции. Ванесса, как РОК, как проклятие тяжелой поступью теснила его, загоняя в угол. Тео почувствовал себя зайчиком, которого охотник поймал в ловушку.

- Ты будешь знаменит, тебе будет рукоплескать весь мир! Иди ко мне, мой Теодор, мой дар богов! - Ванесса протянула к нему свои руки, совсем как зомби в последнем фильме ужасов, который он смотрел с друзьями дома. Только тогда была шумная компания и попкорн, а сейчас Тео чувствовал себя одной из жертв из этого ужастика. Он в страхе отпрянул назад и ударился бедром в рояль, который издал глухой звук, словно застонав от ужаса.