С болью, секунду за секундой.
Молча я поглощаю пищу.
В минувшую субботу я поглощала шум, и свет, и движение возбужденных тел.
И много пила. Напивалась,
пока не свалилась на пол.
В минувшую субботу я забыла чувство одиночества. Вообще забыла, что значит чувствовать.
Забыла неуклюжие пальцы и кленовые грифы,
сердечные струны и скрипичные,
теплые простыни и хрустящую бумагу.
Забыла начало и конец.
Оливия Скотт
Сидя в гостиной, я слышу бряцанье ключей. Наконец-то. Это, должно быть, Кэт.
Я захлопываю книгу и иду на кухню, включаю там свет. Задрипанный светильник на полочке освещает деревянную поверхность стола. Холодильник безо всяких магнитиков и картинок стоит на квадратном сером коврике. Такое впечатление, что интерьер нашего дома создан по моделям из непопулярной рубрики «Тюрьмы» в журнале Better Homes and Gardens[10]. А мне так хочется развесить всюду тыквы и сосновые шишки, которыми мы всегда украшали дом в ноябре, когда с нами была мама. Еще и трех лет не прошло, но это было словно в другой жизни.
– Привет, где была? – спрашиваю я, когда Кэт закрывает дверь. – Я звонила тебе раза три, наверно.
– Знаю. – Она сбрасывает туфли рядом с холодильником.
– Твоя репетиция закончилась почти час назад.
– Знаю, – повторяет она. – Спасибо за информацию, сестричка-вертолет.
Прозвище неприятно резануло. Я стараюсь не терять самообладания.
– Папа работает до одиннадцати. Попросил, чтобы мы не шумели, когда он придет домой. Ему нужно хорошенько выспаться, поэтому… ну, не знаю… наушники, что ли, надень, если будешь играть.
Кэт плетется к лестнице.
– Ужин я приготовила, – быстро говорю я ей вслед. – А еще пришли два новых уведомления о том, что ты пропускаешь занятия. Может, давай поговорим о…
Она поднимается по ступенькам.
– Черт побери, Кэт, – не выдерживаю я, – не могла бы ты…
– Что? – спрашивает она, резко оборачиваясь.
Я присматриваюсь к ней, и мой гнев как рукой снимает. Выглядит моя сестра неважнецки. Белокурые волосы до плеч грязные и спутанные. От частого обесцвечивания в домашних условиях они стали ломкими, но у корней уже снова темнеют. Круги под глазами рдеют, словно пятна от вина на белой скатерти. Тонкие губы обкусаны.
– У тебя все нормально? – спрашиваю я робко.
Ее губы раздвигаются в полуулыбке. Эта ее полуулыбка ужасна, похожа на презрительную ухмылку.
– Конечно, – отвечает она. – А
Обида бурлит во мне, как забродившее вино. Кэт поднимается.
Что с ней вообще такое? Не видит, что ли, как я из кожи вон лезу?
С некоторых пор до Кэт вообще не достучаться. Часами сидит, запершись в своей комнате, общаясь со своими «лучшими друзьями»: компьютерными играми «Биошок», «Масс-эффект» и «Халф-лайф 2». Ее стрелялки я слышу сквозь стены. Поразительно, до чего громко орет ее ноутбук.
В мои обязанности не входит со скандалом вытаскивать Кэт из ее логова, но порой я жалею, что мне не хватает на это смелости. Наш дом уже напоминает камеру-одиночку.
Жужжит мой телефон, уведомляя о сообщении. Я хватаю его. Мне пишет Дэн Силверстайн:
Я вздыхаю. Наш с ним роман получил слишком широкую огласку, мне не хочется отвечать. Но нельзя же срывать на нем злость только потому, что кто-то испортил мне настроение. Это несправедливо.
В ожидании ответа я достаю из духовки спагетти, кладу себе немного на тарелку, а остальное убираю назад, чтобы Кэт тоже поела тепленькое. Я не теряю надежды, что однажды сестра сядет ужинать вместе со мной, но она и не думает – может, это и к лучшему. Последний раз мы ели вместе, наверно, месяц назад и за все время трапезы сказали друг другу шесть фраз. Две из них были «Привет» и «Привет».
Мне невольно вспоминаются семейные ужины в восьмом классе. Во-первых, они были лучше приготовлены, потому что мама – в отличие от меня – умела печь, жарить и варить, не устраивая пожара. Во-вторых, когда за столом собирается вся семья, любые блюда кажутся вкуснее. С отъездом мамы в доме как будто образовалась дыра, а сегодня и папин стул пустует. С некоторых пор он задерживается на работе все дольше и дольше. Сегодня уже третий день кряду он пашет до одиннадцати вечера.
Я с жадностью заглатываю спагетти, так быстро, что обжигаю рот. Морщась, вожу языком по небу, чтобы успокоить жжение.
Сигналит мой телефон.