687d1af9c0438e317469611e8e7649c4

Я делаю то же самое. Ей скоро семьдесят, но она совсем не выглядит на свой возраст. У нее есть морщины, от беспокойства, горя и утраты. Но также есть морщинки от счастья, радости и любви. Она маленькая. Особенно по сравнению со мной. Миниатюрная и хрупкая на вид. У нее светлые волосы, убранные с лица назад. Лицо, которое всегда искусно накрашено. То же самое и с ее одеждой – всегда отглаженная, дорогая на вид.

Мой отец считает, что внешность важна.

— Иди и прими душ, — приказывает мама после осмотра. — Ты грязный.

— Я работаю на стройке, мам, — говорю я, улыбаясь, потому что ничего не могу с собой поделать. Я скучал по ней.

Она поджимает губы.

— Ну, мы ужинаем через десять минут, и ты не можешь сидеть за столом в этом, — она указывает на мою одежду.

— Господи Иисусе, я взрослый мужчина, черт возьми, — стону я.

— Не поминай имя господа всуе, — отрезает она.

— Ты атеистка, — замечаю.

 

— Да, — бормочет она. — Но мы не знаем, кто твоя жена, —произносит театральным шепотом.

Я усмехаюсь.

Фиона тоже. Теплый смех. Искренний. Я почувствовал это своим членом. Не подходящее ощущение, стоя так близко к матери.

— О, произноси его имя всуе сколько хочешь, — предлагает Фиона. — Богохульство – мое любимое.

Мама улыбается на это, в ее глазах пляшут огоньки.

— Она мне нравится, — снова театральным шепотом произносит она.

Мне нужно гребаное пиво.

— Пойду переоденусь, — говорю я.

— Ты не поздороваешься со своей женой? — нахмурившись, спрашивает мать. Отступает назад. — Не обращай на меня внимания.

Веди себя так, будто меня здесь нет, — машет рукой, как будто не собираясь смотреть, но я знаю, что она наблюдает.

Если бы ее здесь не было, я поздоровался кивком с Фионой.

Может быть, обменялся бы пустяковой светской беседой. Потом мы разошлись бы по разным комнатам дома и спали в разных спальнях.

Фиона поднимает бровь, глядя на меня со своего места на диване.

В ее глазах пляшут озорные искорки. Она смотрится… беззаботно.

Мой член снова шевелится.

— Я грязный, — пытаюсь запротестовать я.

— Уверена, Фиона не возражает, — поддразнивает мама.

О, чертов Иисус Христос.

Она не собирается останавливаться. Я знаю свою мать. Мне ничего не остается, кроме как поцеловать жену.

 

Я подхожу к тому месту, где сидит Фиона, наклоняюсь и быстро чмокаю ее в щеку. Хотя все произошло быстро, я чувствую ее запах.

Цитрусовый и сладкий.

Мой член дергается еще раз.

— О, да ладно тебе, тебе же не восемьдесят, — упрекает мама. —Вы молодожены. Веди себя соответственно.

Я пристально смотрю на нее, когда она улыбается от уха до уха.

И черт возьми, меня это задевает. Она уже много лет не улыбалась мне без грусти. Из-за этого я взял за правило не находиться в ее присутствии в течение длительного периода времени.

Меня охватывает чувство вины за это.

Итак, что, черт возьми, я делаю?

Я хватаю Фиону с того места, где она сидит, дергаю ее вверх, прижимая к своему телу, и зацеловываю до чертиков.

У нее вкус вина, океана и… искушения. Теперь мой член не просто подергивается. Он требует, чтобы я вставил его в ее мокрую киску.

Но потом вспоминаю о матери. Стоящей в нескольких футах от меня. Наблюдающей.

Я резко отпускаю Фиону – так резко, что она чуть ли не падает на кресло с шокированным выражением на лице.

Не шокирована в плохом смысле этого слова. Потому что она ответила на поцелуй. Точно так же, как в день свадьбы. Точно так же, как и на следующий день после.

Даже не знаю, почему поцеловал ее в то утро. Я сказал для того, чтобы успокоить зрителей. И отчасти это было так. Но по большей части потому, что я приходил в пекарню в течение нескольких гребаных лет, и мне всегда было интересно, каково это – иметь возможность обнять ее и поцеловать на глазах у всех.

 

Возможно, наш брак – гребаное притворство, но я извлеку из него хоть что-то.

Особенно с учетом того, что Фиона не может дать мне пощечину, хотя, судя по ее виду, ей этого хочется.

Не совсем благородно с моей стороны целовать женщину без согласия. Но эта женщина – моя гребаная жена, и ее тело определенно согласилось.

— Приму душ, — говорю своей матери, которая теперь ухмыляется во весь рот, сложив пальцы домиком, как гребаный мистер Бернс6.

Не смотрю на Фиону. Думаю, могу представить себе, каким взглядом она смотрит в мою сторону, поскольку я хорошо к этому привык.

Довольно трудно передвигаться в таком положении, чтобы мама не увидела, что у меня стояк от поцелуя с женой, но я справляюсь с этим.

Я не удивляюсь, что Фиона следует за мной.

— Мне просто нужно… кое о чем поговорить с Кипом, —говорит она у меня за спиной, запыхавшись в панике.

Не могу удержаться от улыбки, услышав это.

— О да, дорогая, я понимаю. Не торопись, — отвечает моя мама с усмешкой в голосе.

Вероятно, она думает, что за поцелуем последует какое-то продолжение.

Я ожидал от Фионы взбучки – и совсем не такой, какой мне хотелось бы. На самом деле, я с нетерпением ждал от нее взрыва. Она чертовски очаровательна, когда злится. Вот почему я так сильно дразню ее, черт возьми.

Ее нос морщится, глаза расширяются, щеки краснеют, а мой член стоит колом.