60-я параллель

— По своему, граждане, милые! — каким-то, как показалось Лоде, особенным, совсем не кондукторским тоном громко проговорила она. — Опять по своему, по старому! Привелось увидеть! Дождались наши глаза. Садитесь! Всех увезу!

Лодя ехал по Кировскому, и на тротуарах люди останавливались с удивлением, смотря, как едет он.

На каждой остановке одинаково сияющие лица появлялись в дверях; всюду повторялись те же счастливые шуточки. А когда Лодя оглянулся по вагону, он чуть не засмеялся. Пассажиры сидели на скамьях с невыразимой важностью, с удовлетворением; и на каждом лице было написано: «Ну, вот... Еду! Вот — трамвай! Ну что, взяли, господа фашисты?»

Мальчик переехал Кировский мост, спустился на Марсово поле. Тут около братских могил стояли, задрав хоботы вверх, настороженные зенитки. Из железных труб многочисленных блиндажей шел дымок. А рядом какие-то люди рулеткой размеряли землю между кустами и клумбами оттаивающего сквера.

— Огороды вымерять начинают, — сказала кондукторша всё тем же сдавленным от волнения и гордости тоном, поднимая на лоб очки. — Видел, какие дела, внучек? Всем огороды давать будут. У нас в парке на семена записывают. Нам точно сказали: из Москвы рассаду на самолетах привезли... По приказу товарища Сталина! Свекла, капуста, лук-порей. Огурцов насею, морковки... Ну!

И сразу все ехавшие в вагоне оказались старыми огородниками. С жаром, со знанием дела все заговорили о грядах, лопатах, о картофеле-скороспелке, о том, как вернее избежать опасностей, которые грозят весною нежным росткам жизни, пробивающимся из почвы гряд, в садах и парках блокадного города... А вагон шел...

На пятнадцатое число обер-лейтенант граф фон дер Варт получил очередное задание от штаба артиллерии фронта — еще раз заснять часть панорамы Ленинграда с возможно близкой дистанции. Там у них, в штабе, вышел какой-то спор. Вилли Варт вспомнил о первом своем наблюдательном пункте, о бункере «Эрика» на переднем крае. Он не бывал там уже довольно давно.

Вечером пятнадцатого обер-лейтенанта и его фотооборудование доставили к деревне Пески. Теперь дело требовало утроенной осторожности: русские были не те, что осенью. Малейшее подозрение, и они забросают вас минами или, что еще неприятней, неведомо откуда чокнет выстрел одного из их проклятых снайперов. Может заиграть даже и страшное чудище, орган дьявола — «катюша».

Установку аппарата приходилось теперь приурочивать к самому темному времени, двум-трем часам около полуночи.

Бункер «Эрика» сильно разросся за последние месяцы. Он превратился в целый маленький укрепленный район, с блиндажами на обратном скате холма, с пещеркой, где работал газолиновый моторчик освещения, и даже с небольшим кладбищем позади. Гм... Всё это не радовало! .. Проходя мимо, Вилли Варт поднял брови: опять новые кресты, целых пять или шесть! Да, такие люди разговаривали с ним тут в первые дни осады; он припоминал фамилии, написанные на дощечках, да...

Выжидая темноты, он согласился поужинать с новым командиром узла, лейтенантом Герике. Герике оказался вуппертальцем, служащим богатого фабриканта резиновых подтяжек, некоего Августа Хельтевига; фабриканта немного знал Варт. Они разговорились: земляки!

Было, вероятно, около одиннадцати или половины двенадцатого, когда в блиндаже появился ефрейтор Нахтигаль, командир противотанкового расчета там, в бункере, один из его старожилов. Он был явно встревожен. Брови его озабоченно хмурились.

— Прошу позволения, господин обер-лейтенант, — вытянулся он у низкой двери, — доложить господину лейтенанту. Может быть, господин лейтенант зайдет на минутку в бункер?..

— А в чем дело, Нахтигаль? — Герике не очень хотелось вылезать из блиндажа на ветер и холод.

— У «Иванов» есть новости, господин лейтенант. Солдаты рассуждают об этом так и сяк... Может быть, господин лейтенант всё-таки выйдет?

— Слушайте Герике, — предложил Вилли Варт, — хотите, пройдемся вместе. Я не был в бункере пропасть времени, с зимы. Что могло случиться у них там?

Они оделись и вышли на воздух. Нельзя сказать, чтобы было совсем темно. На западе всё еще тлела заря, но в этих местах в такое время настоящей темноты уже не увидишь. «Это и хорошо, и худо, господин обер-лейтенант!»

Пахло остро: таянием снегов, отмякшей землей, какой-то приятной прелью — весна! Frühling! По глубокому ходу сообщения они перевалили холм и вышли на его северо-восточную сторону. Ефрейтор Нахтигаль остановился.

— Прошу прощения, господин лейтенант... Минуточку... Вот!

Они замерли неподвижно. В сумраке можно было заметить несколько солдатских фигур. Облокотясь на края амбразур, они тоже вглядывались в темноту.

Несколько секунд там, в стороне Ленинграда, было, как и всегда, темно, мертво, тихо. Потом вдруг беззвучная, бледнозеленая вспышка осветила над ними полосу тучи. Вторая мигнула правее и глубже. Третья, четвертая, пятая... Что это?

— Гм! — проворчал про себя Герике, — на артиллерийские залпы не похоже... Что это может означать, господин Варт?