60-я параллель

Нет, девушка там, на дворе, сказала ему явную неправду. Зеленый Лучик не могла приходить на Каменный в четверг пятого марта. Задолго до этого, в ночь на семнадцатое января, в субботу, она и еще четыре женщины из МПВО были спешно вызваны на Выборгскую: там, на железнодорожных путях упала небольшая, пятидесятикилограммовая, бомба. Упала и не взорвалась. Она лежала в опасном месте, как раз возле большого склада снарядов. Ее надо было обезвредить немедленно.

Они прибыли на место происшествия, все пять женщин, захватили электрические фонарики, кое-какой инструмент и пошли осмотреть бомбу. Через десять минут обнаружилось, что какая-то вещь осталась в машине, — универсальный ключ, кажется. Люду, младшую, отправили принести его. «Люда! Ты — полегче!»

Когда она поравнялась с ближайшей теплушкой, сзади охнул взрыв: замедленная сработала. По какой-то счастливой случайности, снаряды не детонировали, но от тех Людиных товарок не осталось ничего.

— Дымка от них не осталось! — сказала молодая женщина-боец, объяснявшая ему всё в этом общежитии. — А самой Люде, ей тяжело раздробило левую ногу — от ступни и до самого колена. Хорошо, знаете, что ее еще сразу нашли, наложили жгут, подобрали, а то бы...

Теперь его Люда лежала в госпитале, на проспекте Газа. Через сутки после ранения ей отняли ногу по колено.

— На три пальца выше сустава, — сказала женщина и очень точно указала на своем колене, насколько именно повыше... Теперь его Зеленый Лучик уже с неделю ходила там, в госпитале, но на костылях.

— Нет, так-то ничего она: поправляется! Но, понятное дело, убивается она, бедная, — смотреть трудно! Ну, как же, товарищ военный!? И вашему брату, мужчине, инвалидом быть не легко, а уж девушке... — Закрыв глаза, она покачала головой. — А вы что же, брат Людин?

Как только выяснилось, что Ким не брат Ланэ, около него мгновенно собралась целая девичья толпа.

В полумраке этого освещенного коптилками коридора десять или пятнадцать пар внимательных молодых глаз впились в него со строгим ожиданием.

Он и сам был молод, очень молод, Ким Соломин; никогда он не претендовал на звание психолога. С него вполне хватало его моторов. Но в этом случае он вдруг, не отдавая себе отчета, почувствовал, как некая тяжелая ответственность ложится ему на плечи.

Будь он постарше и поопытней, он понял бы: каждая из этих девушек ежедневно, еженощно ожидала, что и с ней может случиться то же, что уже обрушилось на Людочку. Им в эту минуту дела не было до его лет, до его ума, характера, опытности или наивности. Перед ними был просто он, Людочкин друг или жених; такой же, какой был или мог быть у каждой из них. Так что же скажет, что сделает этот, оставшийся целым и невредимым «он», если нынешний век так перевернул человеческие судьбы, что порой «он» остается невредимым, а с «ней» случается страшное? Можно верить человеку или нет? Есть ли на свете любовь, дружба, верность? Или всё это...

Если бы он понимал, в чем тут дело, он, наверное, растерялся бы, Ким. Но ему и в голову не приходила вся эта сложность. И поэтому именно, должно быть, он нашел те самые, «нужные» слова.

— Де... девушки! — проговорил он, слабея и садясь на подоконник так, как если бы был совершенно один. — Девушки, милые. А так-то она... Жива? И... ничего, так, в общем? Девушки... Скажите мне тогда та-такую ве-вещь... Вы это, наверное, лучше меня знаете... Вот я здесь на трое суток. Больше никак! К-к-командировка... Так как бы это увидеться нам... Ну, в ЗАГС там, и как это еще называется? Записаться...

Коридор был темен, очень темен; коптилки еле-еле мерцали в нем, там и сям. Но всё как-то посветлело вокруг в ту минуту, когда он выговорил это. Впрочем, кажется, как раз в тот миг кто-то, и верно, вошел в одну из дверей с фонариком.

Они проводили его до лестницы, сияя, как именинницы, непонятно для него, — почему. Наперебой они давали ему взволнованными голосами десятки советов. По их разумению, Киму никак нельзя было так прямо, без предупреждений, появляться перед Людушкой.

— Ну, что вы, товарищ моряк?! Вы же знаете, как ее подготовить нужно!? Мы завтра с утра до нее добежим, Зоя вот и Валюшка. А вы, если можете, приезжайте сюда двенадцатого часам к трем.

Он долго сидел, прижав лоб к холодной баранке. Потом, подняв голову, вытер ладонью глаза, пустил стартер, включил передачу и медленно поехал через мост — на Кировский и дальше, на набережную Невы, в Инженерный. «Эмка» его шла, виляя из стороны в сторону. Редкие встречные думали, что ее шофер немного... навеселе.

Ким Соломин ожидал чрезвычайных трудностей при осуществлении своего неожиданного проекта, особенно теперь, в блокадном Ленинграде.

С изумлением увидел он, что всё сделалось просто и легко.

Нет, девушки не допустили его до Ланэ и двенадцатого числа Страшно волнуясь, оживленные и озабоченные до предела, они «подготовляли» ее с недоступной мужскому пониманию заботливостью и деликатностью. Но выход из трудного положения, какое легко могло создаться, в случае, если врач не разрешит Людочке выйти на улицу и следовать в загс, они нашли тотчас же.