60-я параллель

Здесь, то возле Лебяжьего или Ораниенбаума, то на еще меньшем по размеру Дубровском «пятачке», в этом человеческом «концентрате», то и дело натыкались друг на друга люди, по десятилетиям не видевшие один другого до войны. Это было вполне естественно, но именно в те дни это же казалось совершенно непостижимым. И еще одно: очень уже странно, не по заказанному происходили тогда такие встречи.

Тысячи раз Марфа за последние месяцы старалась представить себе, что произойдет, когда, наконец, она и мама увидят друг друга. Мысленно она написала множество сценариев этой встречи, разработала для нее уйму самых трогательных мизансцен. Было ясно: они бросятся одна другой в объятия, они будут «плакать и смеяться», и мама содрогнется, увидев, какой исстрадавшейся, измученной, но твердой стала теперь ее дочь...

А вышло не так. Здоровая крепкая девчонка, закрыв, наконец, невольно раскрывшийся от изумления и оторопи рот, пробормотала: «Мам... Это ты?», и сейчас же испуганно оглянулась на комбата. Ей вдруг представилось, что ведь она ничего не знает: а положено ли, чтобы к краснофлотцам-снайперам приезжали мамы и так просто врывались в блиндажи командиров батальона? В штабные блиндажи! Может быть, это не по уставу? Может быть, за это дают взыскание, как когда к Фомичевой пришел без спросу какой-то двоюродный брат из соседней армейской части?

Таким образом, Марфа оробела окончательно. Что же до Сильвы Габель, то ей такие соображения, разумеется, даже не могли прийти в голову. Но она тоже растерялась до крайности. Она просто никак не могла признать в этой краснощекой, удивительно похожей на всех других, таких же как она, девушке-солдате свою Марфу, свою... свою... свою... Ей промелькнуло: да не страшная ли ошибка это, не совпадение ли фамилий?

Минуту спустя, однако, всё пришло в норму. Скрипачка Габель, к чрезвычайному смущению комбата, бессильно опустившись на его койку, с плачем упала головой на грубо сколоченный стол.

— Бышко! Воды! Суслов, чего ж ты? А еще врач! — ахнул комбат, еще решительно ничего не понимая.

Он бы и долго не понял, если бы в блиндаж не подоспел его начштаба, батальонный меценат и ценитель искусства, старший лейтенант административной службы, носивший редкостную фамилию Миф. Лейтенант Миф с наслаждением привел всё в полную и трогательную ясность.

Девушки зрители, разумеется мгновенно опознали в прибывшей скрипачке мать своей Марфы: Марфу-то они знали насквозь, со всей ее биографией. Как только Сильва появилась, поднялся непонятный шум; старший лейтенант даже возмутился уже: «В чем дело, товарищи?» И тут вдруг на весь зал-сарай прозвенел взволнованный девический голос: «Товарищ артистка! А у нас... А у нас Марфуша Хрусталева служит! Не ваша она?»

Позднее Сильва так и не могла объяснить самой себе, как в этот миг у нее не разорвалось сердце. Но оно вот не разорвалось.

Сильва Габель выдержала и это! Она сыграла всё, что должна была сыграть, да еще как сыграла! Взбудораженные слушатели не знали, — вызывать ее на бис или пусть уж скорее идет к батальонному.

Начштаба Миф взял дело в свои руки. Поднявшись на эстраду, он восстановил тишину и с удовольствием сообщил всем, какая счастливая неожиданность получилась. Зал проводил и его и «мать Хрусталевой» бурной овацией.

Чем люди смелее, чем они отважней, суровей в бою и сильнее духом, тем обычно они чувствительнее ко всему трогательному.

Когда маленькая растерянная женщина, смущенно и неуверенно улыбаясь, торопливо шла между самодельных скамеек к воротам сарая, со всех сторон уже поднимались фигуры в бушлатах, протягивались аплодирующие руки.

В зале было полутемно; и вот множество карманных электрических фонариков брызнуло светом отовсюду. Их узкие лучи, скрестившись, взяли скрипачку «в чашку», как прожектора берут «в чашку» идущий высоко в небе самолет; и она шла, освещенная со всех сторон, провожаемая сочувственным гулом, чуть не плача от этой радости, охватившей вдруг совсем ей незнакомых, никогда ею не виданных людей. «Милые! Милые! Спасибо вам! Только... Правда ли это?»

Но это оказалось — правда!

Они пили чай. Разговор у них не очень клеился; как начать его так, вдруг? Сильва вообще ничего еще не соображала. Она только смотрела на милое круглое лицо, на Марфушкин вздернутый нос с изумлением, почти с ужасом.

— Вы в замечательный день попали к нам, Сильва Борисовна! — сказал майор, ухищряясь достойно начать беседу. — Да как же?! Сегодня наша Хрусталева победила — и еще как победила! — двенадцатого врага. Не простого фашиста, — снайпера, заметьте! После трудной дуэли один на один. Мы гордимся ею!

Глаза Сильвы Габель как раскрылись широко, так и остались такими раскрытыми. Как врага? Как победила? Кто? .. Ее Марфа? Что это значит? А потом Марфушка сняла полушубок... Орден и медаль блеснули на ее фланелевке...

Тотчас вслед за тем майор Смирнов почувствовал, что эту пару придется оставить наедине. Иначе ничего не получится! Жаль, но что поделаешь.