60-я параллель(изд.1955)

Высокий старик подходил к городку переобремененный до крайности. За спиной у него, как у кота в сапогах, висел древнего вида, но хорошо содержимый дробовичок; под обоими локтями виднелись по две или по три больших кочана капусты, а через плечо болталась сумка-«авоська», из петель которой торчали серые уши кролика и оранжево-красные, перепончатые лапы довольно крупной утки.

— Товарищ Кокушкин! — изумился Вересов. — Что это? Вы в какого-то Немврода превратились, в бога охоты! Откуда вы? И капуста?

— Так точно, в Неурода, товарищ капитан! — глухим басом бодро ответил дядя Вася и опустил кочаны на каменный фундамент ограды. — На бункеровку ходил, товарищ командир!

— Вижу! Откуда такая благодать?

— Печальная картина, товарищ командир! .. Овощей на огородах осталось брошенных — на полную кают-компанию и в дальний рейс. Подбирай — не хочу; были бы ноги здоровые. Теперь опять — эти, питающие, — он потянул кролика за ухо, — откуда ни возьмись явились; безобразие, сколько их! Полагаю, забыты при спешной эвакуации и размножаются. Пять силочков на ночь поставишь, — пять трусов к утру налицо. И — прошу прощения, товарищ капитан! — качество подходящее, порода «фландр»! А утки — это уж каждую осень; это дело знакомое. И вот как сходишь за аэродром да к берегу — кило три дичи, и — овощь... Тяжелое положение, товарищ командир! Надо было бы народ на это дело направить, а некого.

Вересов покачивал головой.

— Вот, действительно... И часто вы такие вылазки совершаете?

— Так что — каждый день, после восьмой склянки!

— Друг мой! Куда же вы такую кучу провианта девать будете?

Лицо Василия Спиридоновича Кокушкина вдруг переменило выражение, стало совсем серьезным, почти строгим.

— А как, товарищ капитан, — спросил он, минуту помолчав, — а как вы располагаете? Этот (он указал пальцем куда-то к югу). — Этот... Что он — шутки шутить с нами пришел? Я, товарищ капитан Вересов, про девятнадцатый год в Питере хорошо знаю: сладость здесь небольшая была, хотя героизм имелся — выше некуда. Умирал народ с голода. Мне-то да вам — много ли надо! Мы на казенный паек проживем: люди взрослые, в годах! На меня ребята страх нагоняют, вот кто. Вот возьмите, у дворничихи нашей у Немазанниковой, сколько их? Чем они сыты будут? Одним словом, ходи, Кокушкин, на старости лет, ставь силки, соли в кадке трусов, квась капусту, заготовляй запас: пригодится! Я так располагаю, товарищ капитан: человек каждое дело вперед предусматривать должен.

Они расстались. Андрей Вересов вошел во двор и вдруг болезненно сморщился: «Предусматривать!» Он тоже думал, что всё предусмотрел, а...

Он вытащил из кармана командирское удостоверение, вынул из него и развернул небольшую, рыжего цвета бумажку и некоторе время, как бы не умея читать, смотрел на нее.

«Командировочное предписание Капитану Вересову А. А.

С получением сего предлагаю Вам отправиться в г. Севастополь в распоряжение штаба Ч. Ф.

Срок командировки с 19 сентября 1941 г. бессрочно.

Об отбытии донести».

Новое назначение свалилось ему сегодня, как снег на голову. Удивляться нечему — флот, война. Очевидно, там, на том конце страны, он нужен. Но что же делать? Взять Лодю с собой? Как это осуществить? Рассчитывать на два места в самолете не приходится. Люди пробираются Ладогой, на «подручных плавсредствах». Сам-то как-нибудь, но ребенок? .. Нет, и думать об этом нечего!

Он еще раз позвонил своим друзьям из воздушного флота: «Умоляю, перешлите мальчишку в тыл на «Дугласе»! Ему очень горячо обещали сделать это при первой возможности. Но когда она настанет?

Андрей Вересов в тот день ничего не сказал Лоде о командировке; решил хоть сутки еще не тревожить его. И когда мальчик вечером опять пристал к нему со своим давним вопросом — можно ли ему теперь как-нибудь поступить в пионеры, рассеянно, думая о другом, ответил ему:

— Ну, какие же тут теперь пионерские отряды, сынок? Где ты их разыщешь? Я думаю, они давно эвакуировались со школами. Вот переберешься к тете Клаве или ко мне — ну, там, конечно, обязательно...

Лодя немного успокоился.

Потом уже, в Ленинграде, вспоминая Павловское окончание своего лесного рейда, подполковник Федченко болезненно морщился и кряхтел; формально он ни в чем не мог себя упрекнуть; но что значит «формально»!?

Всё дело было в том, что и его отряд, да и сам он первый совершенно неправильно позволили себе поверить, будто все их мытарства кончатся в Павловске.

Они заранее невольно вообразили себе этот Павловск землей обетованной, местом, где все беды и опасности останутся уже позади. Это было естественной, но большой оплошностью усталых людей.

Прибыв в Павловский парк со стороны Сампсоновки на закате, часам к шести вечера, они все сразу же несколько распустились. «Рассупонились», как сказал потом Голубев. Измученные люди медленно прошли мимо Розового павильона, мимо мавзолея Петра Первого.