5323fafd9daa43cea51194aed4d0639c

- Откуда тебе было знать, если я никогда об этом не рассказывал?

Она ковырнула землю носком туфли.

- Значит, та, вторая, была твоя сестра?

- Да. Единокровная.

- Я так и думала – выглядит похоже… Она намного тебя старше, так? Сколько ей – уже под тридцать?

- Да, Бонни старше меня где-то лет на четырнадцать. Она родилась, когда они оба были еще очень молоды.

Ничуть не старше, осознал Северус с тошнотворной ясностью, чем Лили и Поттер, когда у них родился мальчишка.

И если события так и будут течь своим чередом и не свернут с прежней дороги, то через три года эти двое снова окажутся в той же точке своих отношений.

Если она снова выйдет за Поттера – да хули там, хоть под ручку с ним по улице прошвырнется – он тут же свалит на Киклады, и ебись все конем. А ведь так она и поступит. Она же так охуенно въебурилась в это сокровище, в отморозка своего великолепного – или все-таки нет?..

За эти несколько дней Лили не так уж часто его упоминала. И не ринулась на поиски сломя голову – от этой перспективы Северуса просто мутило. Он ждал, что она выползет из постели, несмотря на простуду, и примется искать это ничтожество, за которое вышла замуж. Разве они не обожали друг друга, блаженствуя во влюбленном угаре? А эти фотографии в газетах – счастливой улыбающейся пары; он вырывал их и сжигал – все, какие только видел… а эти разговоры на улицах – Поттеры то, Поттеры се, и каждое одобрительное слово – что нож в сердце…

Но сейчас голова у Лили была явно забита мальчишкой – настолько, что там не находилось места ни для кого другого. Нет, она, конечно, спросила и о сестре, и о Блэке, о Люпине и Лонгботтомах – но так или иначе, рано или поздно, все равно возвращалась к мальчишке. Северус счел, что лучше уж так – о да, в десять тысяч раз лучше – чем если бы она думала только о Поттере. Маловероятно, что у нее хватило бы чуткости, чтобы думать о нем, но придержать язык.

Знала ли она – сумела ли догадаться – отчего он так люто ненавидел Поттера-старшего? Матерь божья – он так надеялся, что нет. Единственное утешение, которое он пронес через все это – что она ничего не знала, никогда этого не видела – и все равно вышла замуж за того, кто его всегда травил, кто не мог не урвать у него и эту победу…

Ее волосы – яркая вспышка – привлекли его взгляд; ветер трепал развевающиеся пряди. Внутри у него все ныло – саднящая боль текла по венам вместе с кровью, пронизывая его до костей. Лили убрала за уши непослушные локоны.

- Мне показалось, что она…

Ох – речь все еще идет о Лоррейн. Он собрал свою боль и убрал ее под гладь окклюменции. Лили, скорее всего, недоумевает, отчего бывшая жена и дочь страдают от потери экс-мужа и отца куда сильнее, чем та семья, с которой он жил на момент смерти. Недоумевает, но считает этот вопрос слишком бестактным. Все элементарно – отец не питал отвращения ни к Лоррейн, ни к Бонни – к маггловской своей семье…

Северус вспомнил, как Лили однажды спросила: “Неужели твоему папе не нравится магия?” - и как он ответил: “Да ему ничего особо не нравится”. Лили даже не подозревала, насколько угодила в точку с этим вопросом. И он тоже не подозревал – в десять-то лет… Ни малейшего проблеска понимания. Озарение пришло лишь потом, много лет спустя, когда на его родительницу нашел один из нечастых приступов материнских чувств; откровенничать у них в семье было не принято, и она спросила, не подумывал ли Северус в последнее время о женитьбе.

- Выбирай кого угодно, - сказала тогда мать, - но только не магглу. - Вряд ли это имеет значение, - отвечал он, проглотив и болезненную досаду, и пришедшую в голову колкость, - с моим-то происхождением, матушка. - Происхождение здесь ни при чем. Только счастье, - сказала мать, устремив на него бесконечно далекий взгляд. - Брак, основанный на неравенстве супругов, обречен с самого начала, Северус. А магглы нам равны никогда не будут. Мы можем так думать, можем этого желать – можем даже поверить в это всем сердцем – но в конце концов всегда окажется, что у нас есть сила, а у них ее нет. Когда вас разделяет эта безжалостная правда – семью построить невозможно.

Встреться отец с Петуньей – они наверняка сплотились бы в дружном порыве тоскливой горечи. Плакала ли она, когда хоронили Лили? Или же взирала на церемонию отрешенно и без слез – точь-в-точь как он сам на похороны отца, оба раза – и прошлый, и нынешний? Да и приглашали ли туда Петунью? А если да, то пошла ли она?

Он сам не пошел. Забавно – где любовь и где отвращение, а результат все равно один.

Но все было кончено; отец мертв, и неважно, что такое на самом деле это их перемещение во времени – его и Лили… то, что в прошлом, все равно не исправить. Если бы отца тоже забросило на двадцать лет назад, он смог бы сделать вазэктомию и не беспокоиться, что у него когда-нибудь появится сын – такая же опасная мерзость, как и его мать.

Северус двадцать лет не видел этого жалкого, ничтожного брюзгу. И не разговаривал с ним. Все кончено. Как бы ему ни хотелось обратного – все кончено.

Он сказал отрывисто:

- У тебя зубы стучат. Жди здесь – сейчас я отведу тебя домой.